Признайся
Шрифт:
– Если ты подпишешь документы на опеку и Трей снимет обвинения с Оуэна, я не буду отсылать каждому сотруднику из участка Трея электронные сообщения, содержащие этот разговор.
Прежде чем Лидия берет в руки ручку, она поворачивается и смотрит на Трея.
– Если это произойдет и кто-то получит все, что на этой записи... повлияет ли это на твою карьеру? Она говорит правду, Трей?
Трей прекращает свое бешенное хождение и смотрит прямо на меня. Он медленно кивает, но не может даже посмотреть на нее.
Лидия
Выбор в ее руках. Она может либо позволить мне стать матерью для моего сына, либо я прослежу, чтобы ее сын заплатил за то, что сделал с Оуэном. За то, что чуть не сделал со мной.
– Ты понимаешь, что это шантаж?
– спрашивает Трей.
Я смотрю на него и спокойно киваю:
– Я училась у лучших.
В комнате становится тише, и я почти слышу, как он пытается придумать выход из этой ситуации. Когда Трей не предлагает альтернативу, Лидия понимает, что у них нет выбора и берет ручку. Она подписывает каждый лист, а потом швыряет их через стол ко мне.
Я стараюсь сохранять спокойствие, но мои руки дрожат, когда я передаю документы Кэлу.
Лидия встает и идет к двери. Прежде чем выйти из комнаты, она снова смотрит на меня. Могу сказать, что она на грани слез, но ее слезы ничто по сравнению с теми, которые Я пролила из-за нее.
– Я заберу его из садика по пути домой. Ты можешь зайти через несколько часов. Мне нужно время собрать его вещи.
Я киваю, не в силах говорить из-за рыданий, которые застряли у меня в горле. Как только дверь за Лидией и Треем закрывается, я плачу.
Кэл обнимает меня и притягивает к себе.
– Спасибо, - хриплю я.
– Боже мой, огромное спасибо.
Я чувствую, как он качает головой.
– Нет, Оберн. Это я должен благодарить тебя.
Он не уточняет почему должен благодарить меня.
Больше я не могу ничего сделать, но надеюсь, что он понимает, что сделала для нас обоих жертва его сына.
Надеюсь, что понимание этого даст ему силы сделать то, что он должен сделать.
этого даст ему силы сделать то, что он должен сделать.
Глава 24
Оуэн
Когда я захожу в комнату и вижу лицо моего отца, а не Оберн, мое сердце замирает.
Мы не виделись и не разговаривали с ней уже двадцать четыре часа. Понятия не имею, что там произошло, все ли с ней в порядке.
Занимаю место напротив моего отца, даже не представляя, что он хочет со мной обсудить.
– Ты знаешь, где Оберн? С ней все хорошо?
Кивнув, он отвечает:
– Она в порядке.
И эти слова мгновенно приносят мне успокоение.
– Все обвинения, выдвинутые против тебя, сняты. Ты свободен.
Я не двигаюсь, потому что не уверен, правильно ли я его понял.
Дверь открывается, и кто-то входит в комнату. Офицер движением приказывает мне встать, и когда я повинуюсь, снимает с меня наручники.
– Есть что-то, что вам необходимо забрать перед уходом?
– Мой кошелек, - отвечаю я, массируя запястья.
– Когда закончите здесь, дайте мне знать. Я пока подпишу бумаги об освобождении.
Я снова смотрю на отца, и он может видеть шок, все еще отпечатанный на моем лице. Он действительно улыбается:
– Она особенная, да?
Я улыбаюсь в ответ, потому что, как ты это сделала, Оберн?
В отцовские глаза вернулся свет. Свет, который я не видел со дня аварии. Не знаю, как, но понимаю, что она причастна к этому. Она сама, словно свет, невольно освещает самые темные уголки человеческой души.
У меня много вопросов, но я приберегаю их до выхода на улицу.
– Как?
– вырывается у меня, прежде чем за нами закрывается дверь.
– Где она? Почему он отказывается от обвинений?
Мой отец снова улыбается, а ведь я раньше даже не осознавал, насколько скучал по этому. Я скучал по его улыбке так же сильно, как скучаю по матери.
Он ловит такси, появившееся из-за угла. Машина останавливается, он открывает дверь и говорит таксисту ее адрес. Затем, отступает на шаг назад.
– Думаю, ты должен задать эти вопросы Оберн.
Я с осторожностью смотрю на него, обдумывая, то ли сесть в машину и направиться к Оберн, то ли проверить отца на наличие лихорадки. Он притягивает меня в объятия, не желая из них выпускать.
– Прости меня, Оуэн, мне так жаль. За многое, - произносит он.
Его хватка вокруг меня усиливается, и я могу почувствовать силу его извинений в объятиях. Он отодвигается и треплет мне волосы, будто я все еще ребенок.
Словно я его сын.
Словно он мой папа.
– Мы не увидимся в течение нескольких месяцев, - сообщает он.
– Я собираюсь уехать на некоторое время.
Я слышу в его голосе то, что никогда до этого не слышал.
Силу.
Если бы я рисовал его прямо сейчас, то картина была бы точно такого же зеленого оттенка, как глаза Оберн.
Он делает несколько шагов назад и взглядом показывает мне сесть в такси. Я смотрю на него из окна и улыбаюсь.
У Каллахана Джентри и его сына все будет хорошо.
Прощаться с ним было почти так же трудно, как пережить этот момент - стоять перед дверью ее квартиры, готовясь сказать ей «привет».
Поднимаю руку и стучу в дверь.
Слышны шаги.
Я выдыхаю, успокаивая дыхание, и жду, когда откроют дверь. Эти две минуты протекают, словно две целые жизни. Вытираю ладони об джинсы.