Призрачная любовь
Шрифт:
— А вот и тетя Верна, — наугад сказал Джеймс.
— Какая она тебе тетя?
Митч бросил на него недовольный взгляд. Тем временем женщина, опираясь на трость, заковыляла к ним.
— Разве она не лучшая подруга мамы? — спросил Джеймс.
— Давай не будем говорить об этом.
Митч вытянул руку и открыл заднюю дверь.
— Привет, мальчики.
Верна села и пригнулась вперед, чтобы рассмотреть лицо Джеймса.
— Выглядишь нормально, — с улыбкой сказала она.
Машина влилась в поток транспорта. Женщина откинулась на спинку сиденья. Ее каштаново-седые волосы были собраны в конский хвост.
— Как поживаешь, Митч? — спросила она.
— Свожу концы с концами, — ответил брат Билли.
Когда мы подъехали к широкому полю с ровными рядами надгробных камней, Джеймс встревоженно напрягся. Его глаза осматривали ряды могил. Но Митч не свернул к воротам кладбища. Мы проехали мимо них и направились к парковке у третьего здания госпиталя. Вывеска гласила: «Св. Иуда». У входа находился небольшой постамент, украшенный искусственными цветами.
Джеймс выглядел смущенным, Митч — болезненно бледным, а женщина — радостной, как будто она пришла сюда на вечеринку. Оставив машину на парковке в секторе «Для посетителей», мы зашагали к остекленному входу. Парни вежливо замедлили шаг, пропуская вперед свою спутницу.
— Билли, ты не мог бы взять пакет?
Джеймс принял ношу женщины, и она, налегая двумя руками на трость, заковыляла по ступеням. Когда мы вошли в здание, Митч и Верна тут же направились к стойке регистратуры, где им нужно было подписать документы.
— Доброе утро, Карен, — поздоровалась Верна.
Девушка за стойкой улыбнулась.
— Как ваше колено, мэм? — спросила она.
— Все хуже и хуже, — ответила Верна.
Я парила за спиной у Джеймса.
— Возможно, мать Билли не умерла, — тихо прошептал он мне.
Слова прозвучали обнадеживающе, но я почувствовала в его голосе вполне понятную тревогу. Митч взял Верну под руку и повел ее по коридору. Оглянувшись, он хмуро посмотрел на Джеймса:
— Поторопись.
Он указал букетом цветов на стойку. Несколько лепестков при этом упало на пол. Джеймс подошел к регистратуре, взял авторучку, прикрепленную тонкой цепочкой к блокноту, и написал под именем Митча: «Уильям Блейк».
Я увидела, как Карен, сидевшая за столом, спрятала книгу под большую папку. Это был не медицинский справочник, а какой-то дамский роман в мягкой обложке. Я даже заметила, что вместо закладки у нее в книге загнут уголок одной из страниц. Внезапно передо мной промелькнул мимолетный образ: мои руки, разрывающие потемневшую бумагу, и обложка синей книги — продолжение любовного романа, сводившего меня с ума. Образ исчез так же быстро, как и возник.
Мы побежали по коридору, догоняя Митча. Теперь Джеймс имел болезненный вид. Наша группа вошла в больничную палату, где на механизированной постели сидела женщина в ночной рубашке, украшенной изображениями маленьких Эйфелевых башен. Митч кинул цветы на столик, стоящий рядом с больной, и ретировался к самому дальнему от кровати креслу. Верна шагнула вперед и поцеловала неподвижную женщину в щеку. Она вытащила из кармана платок и вытерла след от помады: единственное цветное пятнышко на белом лице.
— Привет, Сара, — сказала она.
Джеймс остался стоять в дверном проеме.
— Мы все здесь, сладенькая. Видишь? Митч, Билли, Верна.
Она подтащила стул к кровати с металлическими поручнями и
— Я принесла для тебя кое-что. Это настоящий сюрприз.
Она попросила передать ей пакет. Джеймс выполнил просьбу и остался стоять в ногах больной.
— У меня тут университетская рассылка и письмо от Беллы с рецептом, который тебе наверняка понравится.
Верна порылась в пакете и вытащила тонкий журнал:
— Мальчики купили тебе цветы. Розовые гвоздики. Твои любимые.
Джеймс посмотрел на Митча. Тот сидел у окна, опустив голову. Его эманации горя заполняли всю комнату.
— Ну-ка, почитай-ка своей матери. — Верна уступила Джеймсу стул и сунула ему в руки журнал: — Пойду, поставлю цветы в воду.
Она понесла гвоздики в небольшую ванную. Джеймс рассеянно посмотрел на обложку «Университетских вестей» и, вытянув руку, нежно погладил пальцы матери.
— Семидесятый год выпуска, — тихо напомнил Митч.
Джеймс полистал страницы журнала и нашел соответствующую колонку.
— «Объявления, — прочитал он вслух. — Встреча организационного комитета по празднованию тридцатипятилетия состоится в феврале в отеле „Озеро Флоренция“. Если вы хотите принять участие, мы просим вас связаться с Викки Хэнсон. Вебстраница: хоум дот ком».
Джеймс взглянул на женщину с восковым лицом. Я медленно передвинулась к противоположной стороне кровати и тоже посмотрела на мать Билли. Если бы не болезнь, она была бы очень красивой. Я склонилась к ней, чтобы прикоснуться к ее руке, но меня вспугнула Верна, которая прошла сквозь мое тело. Она поставила белый пластиковый кувшин с гвоздиками на прикроватный столик. Я быстро перелетела к дверному проему.
— «Некролог, — продолжал читать Джеймс. — Первого августа в Ливингстоне, штат Вермонт, от сердечного приступа скончался Дэвид Вонг. Он оставил жену Грету Зеннер Вонг и двух детей. Его четыре…»
Джеймс прервался, когда Верна коснулась его плеча. Он уступил ей стул.
— Спасибо, — прошептала она.
Осмотрев страницу журнала, женщина веселым голосом продолжила чтение:
— «Перейдем к деловым объявлениям. Марк Хоган открывает в Сиэтле третий магазин по продаже „БМВ“. Он приглашает на работу всех, кто учился с ним в группе. Особенно тех парней, с которыми он носился по городу в его „Форде-пикап“ шестьдесят пятого года».
Джеймс продолжал наблюдать за матерью Билли. Он стоял у подножия кровати и, чуть склонясь, касался покрывала на ногах неподвижной фигуры. Глаза женщины были открытыми, но она не моргала.
— Помнишь Марка Хогана? — спросила Верна, посмотрев на подругу. — Все называли Марка Птичкой из-за его больших ушей.
Отложив журнал в сторону, она начала зачитывать письмо от их подруги Беллы, дочь которой развелась недавно с мужем, имевшим игровую зависимость. Мы узнали, что ногу ее собачки Хлои пришлось ампутировать. Джеймс сел на стул с другой стороны кровати. С того момента как мы вошли в палату, он ни разу не взглянул на меня. Митч чувствовал себя все хуже и хуже. В конце концов он склонился вперед, уперся локтями в колени и, понурив голову, начал поглаживать костяшки правого кулака левой ладонью с таким видом, будто сидел на скамье подсудимых и в ожидании смертного приговора.