Призрачная любовь
Шрифт:
— Фу, — стонет она. — Не будь занудой! Просто подумай, если я буду отвлекать Остина, то ты и Айзек…
Она замолкает, оставляя свои наводящие на размышления слова тяжело повиснуть в воздухе между нами, искушая меня намеками, которые только навлекут на меня неприятности. Но, черт возьми, нельзя отрицать, что в ее словах есть смысл. Если Остин и Бекс будут заняты… чем бы они ни занимались, тогда у меня будет все время мира с Айзеком. Не то чтобы это на самом деле к чему-то привело. Хотя, он определенно был дерзким в бассейне после обеда. Он никогда раньше так ко мне не прикасался. То, как он подошел ко мне
Я усмехаюсь, пытаясь преуменьшить, насколько сильно я хотела бы, чтобы все было так просто.
— Я могла бы стоять перед Айзеком обнаженной, на мне не было бы ничего, кроме пары черных туфель на каблуках и большого красного банта, и он бы все равно не заметил, — говорю я, начиная понижать голос, когда мы подходим к парням. — Так что, нет. Если у меня не будет бурной ночи с лучшим другом моего брата, то и у тебя не будет бурной ночи с братом твоей лучшей подруги.
— Черт, — вздыхает она. — Могу я хотя бы немного пофлиртовать?
— Сколько душе угодно, — смеюсь я.
Бекс улыбается мне в ответ, ее рука крепко обхватывает мою, когда мы наконец встречаемся с парнями, и, как всегда, когда взгляд Айзека поднимается на меня, мои колени превращаются в желе, и мне приходится остановиться, чтобы не упасть.
— Как раз вовремя вы пришли сюда, дамы, — говорит Айзек тем глубоким тоном, который будоражит что-то дикое во мне.
Его пристальный взгляд блуждает по моему лицу, лишая меня дара речи, и когда в его глазах вспыхивает что-то порочное, чего я никогда раньше не видела, — черт возьми, от этого у меня учащается пульс, и я отчаянно хочу большего.
Он был странным после сегодняшнего дня в бассейне, как будто что-то его встревожило, и я не купилась на его оправдание о том, что он не подал какие-то документы для “Скандала”. Когда хочешь кого-то так долго, как я хотела его, ты узнаешь о нем все. Ты узнаешь, что заставляет его напрягаться, что задевает его за живое, каждый его пунктик, и когда дело доходит до Айзека Бэнкса, я знаю все. Он лгал. Не было никакого заявления, которое ему нужно было подать, что-то еще его насторожило, и я не могу не задаться вопросом, не я ли это.
— Не стоит торопиться с совершенством, — говорит Бекс, указывая на наши тела и потрясающие наряды, которые она выбрала, одновременно спасая меня от неловкого молчания.
Взгляд Айзека опускается вниз по моему телу, медленно скользит по груди и талии, прежде чем проплыть прямо по бедрам и до самых каблуков. Он неторопливо поднимает его обратно, и на его губах задерживается знакомая ухмылка, а затем он встречает мой взгляд с глубокой удовлетворенностью в своих темных глазах.
— Нет, не стоит, — рычит он.
Охренеть. Почему у меня вдруг между ног разгорается огонь? И почему, черт возьми, он так на меня смотрит, особенно в присутствие Остина? Последние несколько лет он намеренно старался не смотреть на меня.
Айзек выдерживает мой пристальный взгляд, пока мое сердце выпрыгивает из гребаной груди, и когда Бекс прочищает горло,
Он не говорит ни слова, но я знаю своего брата достаточно хорошо, чтобы понимать, что он не сможет так просто это оставить. Он испортит весь вечер, если я ему это позволю, а я не для того дала Бекс полную свободу действий в отношении моего наряда, чтобы мой засранец брат передал мне свое плохое настроение.
— Уф, серьезно? — я стону. — Тебе было недостаточно испортить обед в честь дня рождения мамы, теперь ты должен испортить еще и сегодняшний вечер?
Голова Остина резко поворачивается ко мне, и в его глазах пульсирует ярость.
— Ты, блядь, издеваешься надо мной, да? — он требует ответа. — Это я испортил мамин обед? Иди на хуй, Аспен. Я люблю тебя, но ты, блядь, бредишь. Это ты появилась со штампом “Vixen” на запястье. Вся эта херня сегодня — на твоей совести.
— Черт возьми, Остин. Ты такой лицемер.
Его глаза практически вылезают из орбит.
— Лицемер? — он шипит.
— Ты меня слышал, — бросаю я ему в ответ. — Ты точно знал, что это за штамп, а учитывая эксклюзивность клуба, узнать его можно, только если ты сам там побывал. А это значит, Остин. Ты чертов лицемер. Почему для тебя это нормально, а для меня нет?
Он смотрит на меня пустым взглядом.
— Потому что ты… ты хорошая девочка. Ты не занимаешься таким дерьмом. Предполагается, что ты лучше меня.
Я усмехаюсь.
— А ты не усложняешь мне задачу.
— Оооооо, дерьмо, — говорит Бекс, втягивая воздух.
Остин качает головой, глядя на меня как на незнакомку.
— Удар, блядь, ниже пояса.
— Хочешь поговорить об ударах ниже пояса? — спрашиваю я, медленно приближаясь и становясь перед Айзеком, чтобы быть ближе к моему брату, когда гнев захлестывает меня. — Удар ниже пояса предполагает, что только потому, что я, возможно, немного потрахалась однажды ночью, внезапно означает, что я никуда не гожусь. Пошел ты, Остин. Мне двадцать два. Я больше не гребаный ребенок. Ну и что с того, что, может быть, мне нравится, когда меня трахает куча мужчин в комнате, полной незнакомцев.
— БЛЯДЬ!
Ярость пробегает рябью по его лицу, и он вскакивает на ноги, а его темный взгляд устремляется на Айзека со странным предательством, которое я ни за что на свете не смогу понять. Он исчезает так же быстро, как и появился, но у меня не остается времени на размышления, прежде чем эта ярость направляется на меня. Он делает шаг ко мне, в мгновение ока оказываясь на грани срыва.
— Скажи мне, что ты этого не делала.
— Ну и что, если бы я это сделала? — я выплевываю в него, чертовски хорошо зная, что делаю только хуже, но ублюдок этого заслуживает. — Делает ли это меня шлюхой за то, что я наслаждаюсь сексом, как и любой другой гребаный человек в том месте? Так же, как, я уверена, и ты. Я все еще твоя младшая сестра, Остин. Я все тот же человек, какой была всегда. Но все сводится к тому, что моя сексуальная жизнь — не твое собачье дело.