Призрачная любовь
Шрифт:
Но все, о чем я могу думать — это этот гребаный штамп.
На самом деле, вычеркните это. Я могу думать только о двух вещах.
О штампе и о том, что в ней изменилось. Я никогда не видел ее такой, такой уверенной в себе. Она чертовски светится, и хотя это свечение выглядит на ней просто потрясающе, есть все шансы, что она с кем-то встречается, и я готов поспорить, что именно этот мудак привел ее в “Vixen” вчера ночью. Она сказала, что это ее подруга Бекс вытащила ее, но я в этом сомневаюсь. За последние двадцать
Блядь. Что, черт возьми, со мной не так?
Остин ставит тарелку на сушилку, затем берет другую и опускает ее в раковину, даже не удосужившись посмотреть, отмылась ли тарелка. Его взгляд устремлен в окно, как и мой. Только я могу гарантировать, что он не пялится на задницу своей сестры, как я.
— Какого черта она вообще там делала? — он шипит, понизив голос, чтобы его родители не услышали нас из гостиной.
— Как ты думаешь, что она там делала? — я бросаю ему в ответ: — Это секс-клуб, Остин. Ты бывал там много раз. Ты знаешь, что там происходит. Очевидно, она была…
— ПРЕКРАТИ! — процедил он сквозь зубы, чуть не разбив одну из шикарных тарелок своей матери. — Даже не думай заканчивать это гребаное предложение.
Я закатываю глаза. Неужели он настолько заблуждается, что думает, будто его сестра не занимается сексом? Черт, она же старшекурсница колледжа, она, наверное, трахается чаще, чем Остин. Он потерял девственность в четырнадцать лет с какой-то чирлидершей, которая в итоге разбила его маленькое хрупкое сердечко, а что касается Аспен, то ей уже двадцать два. Я могу гарантировать, что этот корабль давно уплыл, но это не то, о чем я должен напоминать ему прямо сейчас. И вообще, никогда. Только если я не хочу провести остаток выходных, залечивая сотрясение мозга.
Я смотрю, как Аспен убирает свои длинные каштановые волосы в пучок, а затем берет бокал с коктейлем. Она делает глоток, и каждое движение совершается так медленно, словно она знает, что все мое внимание приковано к ней.
Я на грани. Мне нужно взять себя в руки.
Отложив тарелку, я хватаю следующую, яростно вытирая ее, как будто она лично меня оскорбила.
Остин тяжело вздыхает.
— Ты был там прошлой ночью, верно? — спрашивает он. — Разве ты ее не видел? Ты всегда проверяешь списки. Ты должен был видеть ее имя.
Я качаю головой.
— Поверь мне, если бы я, блядь, увидел ее, я бы вышвырнул ее оттуда, — говорю я ему, чертовски хорошо зная, что лгу.
Извращенное любопытство заставило бы меня следить за каждой гребаной секундой, за тем, как она двигается, как ей это нравится, и как искажается ее лицо, когда она кончает… И тогда я, вероятно, дрочил бы в ванной, как чертовски возбужденный подросток. Но Остину не обязательно это знать. То, что физические границы четко
— Кроме того, я пробыл там всего несколько часов, прежде чем отправиться в “Скандал”, и за те несколько часов, что я был там… Я не совсем разобрался со своей бумажной работой.
— БЛЯДЬ!
Остин бросает тарелку обратно в раковину, прежде чем схватиться за край столешницы и злобно уставиться на свою сестру, стоящую снаружи.
— Я хочу, чтобы ее стерли со всех записей камер наблюдения и исключили из списка приглашенных. Если она появится снова, ей должно быть отказано.
— Уже сделал пометку сделать это.
— Это должен быть ты, — говорит он. — Я не хочу, чтобы твоя служба безопасности просматривала эту запись и наблюдала за ней в таком виде.
Блядь. Как бы мне ни было любопытно увидеть ее в таком виде, я знаю, что не должен этого делать, но меня приперли к стенке. Он прав, я буду мертв и похоронен, прежде чем позволю кому-то еще увидеть эту запись. Но нельзя отрицать, что, увидев ее своими глазами, я перейду границы, за которые уже не смогу вернуться. Я не смогу смотреть на нее, не вспоминая о том, что видел, и, если мне это понравится… что ж, блядь.
— Хорошо, — наконец соглашаюсь я.
Выпустив тяжелый вздох, я снова выглядываю в окно, наблюдая, как Аспен пересекает бассейн и устраивается у дальнего бортика, перекидывая руки через край бассейна и любуясь полуденным пейзажем, потягивает свой коктейль.
— Ты должен спросить ее об этом, — говорит Остин через мгновение.
— Что? — спрашиваю я, мои глаза расширяются, и ужас наполняет мою грудь. — Я не собираюсь спрашивать твою гребаную сестру о том, что она делала в моем клубе.
— Нет, нет… Я не хочу знать это дерьмо, — говорит он с отвращением. — Мне просто нужно знать, что она знает. Например, знала ли она, куда идет, или это ее подруга заставила ее пойти и затащила туда, прежде чем она успела понять, во что ввязалась.
— В любом случае, ты же знаешь, что мои хостес информируют каждого, кто переступает порог. Независимо от того, была ли она там в первый раз или нет, она должна была точно знать, на что идет, прежде чем войти в основной клуб.
Он прерывисто вздыхает, выглядя так, словно готов, блядь, взорваться.
— Просто, блядь, спроси ее, ладно?
— Почему я? Она твоя сестра. Я не хочу задавать ей подобные вопросы.
— А ты думаешь, я хочу? — бросает он мне в ответ, хватая еще одну тарелку удушающим захватом. — Но, как ты сказал, она моя сестра, и есть вещи, о которых брат не может говорить со своей младшей сестрой, и ее участие в подпольном секс-клубе — одна из них. Так что, блядь, соберись с духом, Айзек. На этот раз это твоя задача.
— Черт, — стону я, ненавидя то, насколько он прав. Это должен быть я.