Призрачная любовь
Шрифт:
— Спасибо, — говорит она, передает их мне и берет другие. Я выхожу за ней из столовой, прохожу через кухню и направляюсь к задней двери. — Однако предупреждаю: мама вышла на тропу войны.
Я хмурю брови, надеясь, что все в порядке.
— Почему? Что-то случилось?
— Ты случился, — говорит она с самодовольной ухмылкой.
Какого хрена?
— Я что-то пропустил?
— Обед, — подтверждает она. — Начало в двенадцать.
— Так. Я определенно что-то упускаю, — говорю я, останавливаясь у задней двери, не
— Ты так думаешь? — спрашивает она, оглядываясь на меня, ее губы растягиваются в веселой усмешке, прежде чем она открывает дверь. Она выходит на улицу, но снова останавливается. — Ты же знаешь, какая мама. Когда у нас обед, есть негласное правило приходить сюда нелепо рано, но когда это большой день рождения…
Она замолкает, желая, чтобы я сам собрал кусочки воедино, и в ту секунду, когда до меня доходит, мои глаза расширяются.
— Вот дерьмо, — вздыхаю я, переводя взгляд с Аспен на Анджеллу, которая стоит на заднем дворе и деловито возится с декорациями на открытом воздухе. — Я облажался.
— Это точно, — смеется Аспен. — Я знала, что сегодня будет хороший день.
Она удаляется, а я воздерживаюсь от того, чтобы опустить взгляд на ее задницу, повторяя про себя мантру, которая звучит все чаще и чаще — она младшая сестра моего лучшего друга. Я никогда не переступлю эту черту.
Выйдя на улицу, я встречаю пристальный взгляд Анджеллы и ставлю все тарелки на место, прежде чем шагнуть прямо к ней.
— Извини, что опоздал, Энджи, — говорю я ей прямо, зная, что она не сможет устоять, когда ты говоришь правду, а не пытаешься придумать какое-то нелепое оправдание, как это делают Остин и Аспен.
Она устремляет на меня тяжелый взгляд, и я притягиваю ее в свои объятия, целуя в щеку.
— С днем рождения, мам.
Она сразу же успокаивается, и еще до того, как она произносит хоть слово, я понимаю, что меня простили. Ей всегда нравились те несколько раз, когда я называл ее мамой. В первый раз это вышло случайно. Я был ребенком, и это вырвалось само по себе, но теплота в ее глазах, когда это произошло, навсегда мне запомнилась, и, несмотря на то, что я не одним из ее биологических детей, я знаю, что она всегда любила меня как сына.
— Спасибо, Айзек, но, как я уже сказала Аспен, никакая лесть тебя не спасет, — говорит она мне, отстраняясь. — Вы с Остином займетесь мытьем посуды, и посудомоечная машина под запретом.
Мое лицо вытягивается, в груди нарастает ужас, когда я смотрю на стол, вспоминая, сколько тарелок еще осталось внутри. Анджелла, должно быть, использовала все до единой тарелки в доме.
— Ты хочешь сказать…?
— Да, хороший фарфор приходится мыть вручную. И вот что я тебе скажу, лучше бы на этих тарелках не осталось ни единого следа.
— Черт, — говорю я с тяжелым вздохом.
Десять минут спустя, поговорив с Марком и Остином
Марк, как обычно, сидит во главе стола, его жена — слева от него, а Остин — справа. Аспен сидит рядом с ним, прямо напротив меня, и пока она ест, я не могу не наблюдать за ней с тем же любопытством, что и раньше, снова ощущая изменения и сводя себя с ума, пытаясь понять, что это может быть.
Подозрение насчет отношений определенно правдоподобно. Любой мужчина с пульсом захотел бы ее, но, если бы она была с кем-то, Остин упомянул бы об этом, только потому, что это свело бы его с ума. Он не смог бы держать это в себе и превратился бы в шестнадцатилетнюю девочку, преследующую какого-то мудака в Интернете, пока не выяснит, какого цвета нижнее белье предпочитает мать этого парня.
Мне нужно разобраться в этом, но, с другой стороны, какого черта меня это так волнует? Это не мое гребаное дело, встречается она с кем-то или нет, потому что у нее уже есть чрезмерно заботливый брат, который вынюхивает неудачников. Это не моя проблема, если только Остин не скажет, что это наша проблема, верно?
Прежде чем я успеваю остановить себя, моя нога вытягивается под столом, задевая ее ногу, пока она не поднимает взгляд, и я внимательно наблюдаю за ней. Ее глаза встречаются с моими, и, несмотря на то, что ее брат сидит рядом со мной, я подмигиваю… а потом жду.
Мой взгляд задерживается на ее полных щеках, ожидая глубокого румянца, который появляется каждый раз, когда я прикасаюсь к ней.
Я жду секунду, потом десять… двадцать, и ничего!
Что за чертовщина?
Никакого румянца?
С каких это пор Аспен Райдер не краснеет, когда я прикасаюсь к ней, случайно или нет? Черт, да у нее щеки должны были загореться от такого подмигивания. Что-то определенно происходит.
Она наверняка кого-то встретила, и, несмотря на то, что мы с Остином считаем, что она чертовски хороша для любого мужчины на этой земле, я должен каким-то образом убедить себя, что это хорошо. Может быть, если она, наконец, пойдет дальше и найдет то, что ищет, мне не придется постоянно задаваться вопросом, не посылаю ли я неправильные сигналы. Наконец-то между нами может быть все просто.
— Как дела в твоих клубах? — спрашивает Марк с другого конца стола.
Я перевожу взгляд на Марка, мне нужна минутка, чтобы повторить его реплику в голове, чтобы понять, о чем он спрашивает, пока я пытаюсь не думать о перспективе того, что его дочь трахается с каким-то случайным мудаком.
— Хорошо, — говорю я ему. — Я был в «Скандале» почти всю ночь, изучая предложение по новому клубу.
— Что? — Аспен выдыхает, ее взгляд встречается с моим, и она смотрит на меня, разинув рот. — Еще один? Разве мы не были на торжественном открытии «Скандала» всего… восемь месяцев назад?