Призрачная любовь
Шрифт:
Ужас пульсирует во мне, и я собираюсь подойти к Айзеку, но его затравленный взгляд заставляет меня приковаться к месту.
— Кому-то лучше начать говорить, — требует папа.
— Он трахает ее, — выплевывает Остин, поднимаясь на ноги и вытирая тыльной стороной руки залитое кровью лицо.
Он свирепо смотрит на Айзека, наблюдая за каждым его движением, когда тот хватается за ребра и поднимается на ноги, а выражение его глаз в точности подтверждает то, что он только что сказал.
— Все не так, — настаивает Айзек, когда папа потрясенно ахает, но Айзек не сводит глаз с Остина. — Просто дай мне шанс…
— Как долго? —
— Это не… — вмешиваюсь я.
— КАК, БЛЯДЬ, ДОЛГО?
— Остин, — говорит мама, пытаясь разрядить обстановку, пока слезы текут по моему лицу, чувствуя, как весь мой мир сгорает дотла у моих ног.
Айзек нерешительно делает шаг к нему, вина так очевидна на его лице.
— С дня рождения твоей мамы, — признается он, не желая ничего приукрашивать и говоря прямо. — Чуть больше месяца.
Взгляд Остина переключается на меня, и от его взгляда я чуть не падаю на колени. Предательство в его глазах не похоже ни на что, что я когда-либо испытывала раньше: боль, вину, разбитое сердце.
— Остин, — выдыхаю я. — Я…
Он снова смотрит на Айзека, качая головой.
— Почти двадцать пять гребаных лет, и единственное, о чем я когда-либо просил тебя, это никогда не прикасаться к ней, — говорит он, и тяжесть в его тоне ломает меня. — Ты, блядь, мертв для меня.
И с этими словами Остин поворачивается на пятках и уходит из моей детской комнаты, оставляя меня в полном беспорядке, а я падаю в объятия мамы.
32
АСПЕН
Мой брат всегда был моей главной опорой, лучшим другом и самой большой занозой в моей заднице, а теперь он кажется мне просто холодным незнакомцем.
У меня нет выбора.
В тот день, когда он выбежал из моей детской спальни, я побежала за ним. Я пыталась заговорить с ним, схватив его за руку и умоляя выслушать меня, как ребенка, но он отмахнулся от меня, сел в свою машину и уехал. Я пыталась дозвониться. Писать. Донимать его в социальных сетях, пока ему, наконец, это не надоело и он не заблокировал меня. Прошло почти две недели радиомолчания, и не только от него. Айзек был также холоден. Отказывался видеть меня, пока не наладит отношения с Остином, и, конечно, это похвально, но как насчет меня? Как насчет того, что мне больно? Неужели это не имеет значения ни для кого из них?
Боже, я никогда не чувствовала себя более одинокой, чем за последние две недели. Они придурки. Я знаю, что Айзек никогда официально не признавался, что влюблен в меня, но я знаю, что это так. Так как же он может вот так просто оттолкнуть меня?
Черт, это больно, но это всегда было его специальностью.
Подъезжая к дому Остина, я готовлю себя к миру боли. Если он не отвечает на мои звонки и отказывается выслушать меня, то он не оставляет мне выбора. Мне нужно все исправить.
Мой брат — один из моих самых любимых людей в мире, и хотя я ненавижу то, что мое предательство разъедает его изнутри, он наверняка предвидел это или, по крайней мере, рассматривал такую возможность на протяжении всех этих лет.
Я была влюблена в Айзека так чертовски долго, так что как он мог этого не предвидеть? И
Тяжело вздохнув, я выхожу из машины и смотрю на дом Остина. Он не такой экстравагантный, как дом Айзека, но и нос воротить не стоит. После окончания колледжа Остин вкалывал как проклятый и с гордостью обеспечил себе все, что когда-либо хотел, борясь с мамой и папой зубами и ногтями, отказываясь от их постоянной потребности предложить ему весь мир. Он стремился к независимости, и это именно то, что он построил для себя.
Я направляюсь к двери дома, который всегда казался мне родным, несмотря на те редкие случаи, когда я действительно оставалась здесь. Нервы сжимаются у меня под ложечкой, и, прежде чем я успеваю струсить, я поднимаю кулак и стучу в деревянную дверь.
Я жду минуту, и когда она быстро превращается в две, я стискиваю зубы.
Этот засранец игнорирует меня.
Его машина припаркована на подъездной дорожке, и, судя по тому, как загорается его дурацкая камера на дверном звонке, он знает, что это я стою здесь.
Я снова стучу в дверь, и на этот раз уподобляюсь Айзеку.
— Я никуда не уйду, пока ты меня не выслушаешь, — кричу я через дверь. — Я люблю тебя, Остин, и хочешь ты это слышать или нет, мне все равно. Ты мой старший брат, и я не позволю тебе просто отгородиться от меня. Ты слишком важен для меня, так что, если хочешь, чтобы я отвязалась, тебе придется сначала открыть дверь и выслушать меня.
Не буду врать, я действительно не продумала все до мелочей, прежде чем прыгнуть в машину и поехать сюда. Черт, я даже не знала, будет ли он дома. Я решила рискнуть, и, к счастью, оказалась права. Хотя, если бы его здесь не оказалось, это не помешало бы мне обыскать все места, где он когда-либо бывал, начиная с ресторана.
Я не получаю ответа и тяжело вздыхаю, задаваясь вопросом, насколько сложно было бы взобраться на стену дома и выломать одно из окон наверху. Я не настолько глупа, чтобы тратить время на окна внизу. Он запирает их, как Форт-Нокс, но к окнам наверху от относится спокойнее.
Это будет нелегко, но я думаю, что смогу сделать несколько эпических движений Черной Вдовы и втащить свою задницу внутрь.
Отступив назад, я поднимаю взгляд на верхний этаж дома Остина, осматривая все окна. Когда Айзеку пришлось ждать у моей двери, у него было терпение святого, но я не обладаю этим качеством. Если я найду, за что можно зацепиться, то смогу…
Знакомый звук отпираемой изнутри двери разрушает мой план взлома, и моя спина напрягается. Вот дерьмо. Я не ожидала, что он действительно откроет дверь, не говоря уже о том, чтобы подумать о том, что должно произойти, когда я с ним заговорю. Я просто собиралась действовать наобум, но, возможно, мне нужен какой-то план действий. Хотя, полагаю, сейчас уже слишком поздно для этого.