Призрачная любовь
Шрифт:
— Правда, — говорю я, вырываясь из их мертвой хватки. — Я в порядке. Я была немного потрясена, и ситуация определенно была не из лучших, но я в порядке. Скорая помощь увезла его в сопровождении полиции, и мы с Айзеком дали свои показания. Так что, если вы не против, я была бы очень признательна, если бы вы все убрали свои задницы с кухни, чтобы я могла приготовить нам всем потрясающий обед.
Мама закатывает глаза, а папа что-то бормочет себе под нос, и я вздыхаю с облегчением, когда они наконец направляются в гостиную. Только Айзек остается там,
— Эээээ. Неужели никто больше ни капельки не обеспокоен? — спрашивает он, заставляя маму, папу и Остина остановиться и оглянуться. — Аспен ни хрена не умеет готовить, и я не знаю, как вы, ребята, но у меня впереди напряженная неделя. Я не могу рисковать пищевым отравлением.
Моя челюсть практически отвисает до пола. Он не просто так это сказал.
— Хочу, чтобы ты знал…
Начинаю спорить я, когда вмешивается Остин.
— Да, не буду врать. Я тоже переживаю по этому поводу. На этой неделе я провожу собеседования с потенциальными сотрудниками, и будет не очень хорошо выглядеть, если я буду постоянно бегать туда-сюда из туалета.
Мальчики хихикают, как будто это самая смешная вещь в мире, а я подхожу к Айзеку и хватаю его за руку, прежде чем вытолкнуть его прямо из кухни к моему дебильному брату.
— Уносите свои задницы отсюда. Единственная причина, по которой кто-либо из вас проведет следующую неделю, обделываясь, заключается в том, что вы наконец поняли, как глубоко зарылись в задницы друг друга, и это превратится в кровавое соревнование, кто быстрее выберется наружу.
Остин просто смотрит на меня.
— Как ты смеешь так отзываться о моей заднице?
— Если уж на то пошло. Я ставлю на мудака номер 2, — говорю я, указывая на Айзека. — Не пойми меня неправильно, он определенно похож на любителя задниц, но, когда дело доходит до твоей, даже женщины бегут в противоположном направлении.
— Вот и пропал мой аппетит, — бормочет папа, прежде чем уйти с мамой.
Айзек ухмыляется, встречая мой взгляд.
— Спасибо. Я ценю твой вотум доверия, — говорит он. — И поскольку ты заговорила об этом, я действительно любитель задниц.
Остин изумленно смотрит на своего лучшего друга, а затем шлепает его по голове.
— Не говори таких вещей моей младшей сестре. Какого хрена, чувак?
Я едва могу сдержать смех. Если бы он только знал, что еще ему нравится говорить мне. Черт, если бы он только знал, какие вещи он делал со мной, в каких разных позах нагибал меня, и как он засовывал этот большой, восхитительный чле…
Смех Айзека прерывает ход моих мыслей, и я быстро отворачиваюсь к своим пакетам, пока румянец не появился на моих щеках.
— Ладно, вы оба убирайтесь. Мне нужно сотворить волшебство.
Остин усмехается.
— А у меня есть пицца, которая будет ждать, когда ты облажаешься.
— А у меня есть толстый двенадцатидюймовый розовый фаллоимитатор, который я засуну тебе прямо в задницу, — бросаю я ему в ответ. — В конце концов, Айзеку, должно быть, там одиноко. Я уверена, что компания
Айзек заметно сглатывает, а его лицо морщится.
— Мне вдруг стало очень не по себе.
— Мне тоже, — бормочет Остин. — Должна ли так сильно сжиматься моя задница?
Я широко улыбаюсь, и с этими словами мальчики выходят из кухни, бормоча что-то друг другу, и я могу только предположить, что это бормотание во многом связано с тем, что я несу чушь, но все в порядке. Это был бы не семейный обед, если бы мы втроем не поиздевались друг над другом.
Наконец-то я могу приступить к работе и начинаю разгружать пакеты, а затем готовлюсь приготовить свои знаменитые спагетти с фрикадельками, потому что, давайте посмотрим правде в глаза, это единственное, в приготовлении чего я хоть немного разбираюсь. На самом деле, если подумать, я действительно не знаю, как я выжила в колледже, живя одна.
Остин, Айзек и папа выходят на задний двор и стоят на террасе, любуясь видом с пивом в руках. Они стоят прямо перед кухонным окном, и я не могу не заметить, как Айзек незаметно наблюдает за мной. Каждый мой шаг отслеживается его темным взглядом, отводя глаза только тогда, когда Остин привлекает его внимание.
Мое сердце бешено колотится, и мне это безумно нравится. Это могло бы стать нашей вечностью, и я никогда не хотела ничего большего.
Еда почти готова, и я абсолютно уверена, что не собираюсь всех отравить, но, черт возьми, если бы это случилось, я бы точно выбрала Остина счастливым победителем, чтобы пожинать плоды такого подарка. Я начинаю доставать все тарелки и столовые приборы, а затем мчусь в кладовку, чтобы найти мамины модные солонки. Если Остин хочет сделать нам какое-то объявление, то, конечно, нам не помешают модные солонки.
Зайдя в кладовку, я окидываю взглядом полки, проклиная маму за то, что она вечно реорганизует свою кухню. Клянусь, с тех пор как мы с Остином переехали, она занимает свое время тем, что делает нелепые вещи вроде перестановки в доме. Должно быть, она получает нездоровое удовлетворение от того, что папа никогда ничего не может найти и постоянно просит ее о помощи. Наверное, это даже мило.
Найдя на одной из верхних полок солонки, я поднимаюсь на цыпочки и тянусь за ними, как раз когда кладовка погружается в темноту. Я задыхаюсь, когда большое тело прижимается ко мне, а теплые руки опускаются на мою талию. Я резко оборачиваюсь, и не успевает улыбка растянуться на моих губах, как губы Айзека оказываются на моих.
Он целует меня глубоко, и я таю в нем, каждый нерв в моем теле на пределе, пока я не вспоминаю, где, черт возьми, мы находимся, и не отталкиваю его от себя.
— Какого черта, по-твоему, ты делаешь? — я кричу шепотом. — Из-за тебя нас поймают.
Он снова делает шаг ко мне, и я упираюсь рукой в его сильную грудь, заставляя себя не распускать пальцы и не щупать упругие выпуклости его грудных мышц под рубашкой. Неужели мне будет так плохо, если я хоть на секунду почувствую их?
Черт.