Призрачная любовь
Шрифт:
Пальцы Айзека погружаются глубоко в мою киску, и мои стенки сжимаются вокруг него от удивления, а я резко вдыхаю, прежде чем попытаться скрыть это, но, к счастью, все взгляды устремлены на Остина.
— Между мной и Бекс ничего не происходит, — говорит он, пока Айзек сгибает пальцы и начинает массировать глубоко внутри меня, прямо по моей гребаной точке G, заставляя мои бедра трястись от отчаяния, а грудь — тяжело вздыматься. — Мы просто переписываемся. Ничего особенного.
— Угу, — ухмыляется Айзек.
Остин закатывает глаза.
— Могу я рассказать вам,
— Язык, — ругается мама, а большой палец Айзека скользит по моему клитору, отправляя меня в мир чистого экстаза. Это слишком. Я собираюсь кончить за обеденным столом моего гребаного детства.
Срань господня.
Мои пальцы крепче сжимаются вокруг его запястий, но он неумолим и толкается в меня сильнее, его пальцы скользят глубоко внутри меня и заставляют меня прикусить губу, чтобы подавить стон. Я снова беру бокал с вином, в основном для того, чтобы поднести его к лицу и скрыть прерывистое дыхание, вырывающееся из глубины моей груди, но я, не колеблясь, делаю еще один отчаянный глоток.
— Ладно, итак, — начинает Остин, нервно переводя взгляд на меня, пока мои стенки сжимаются вокруг пальцев его лучшего друга, — я так близко к гребаному краю. Я больше не могу сдерживаться. Я не могу сдерживаться. — Я поиграл с названием ресторана и хотел бы назвать его “У Аспен”.
— Срань господня, — выдыхаю я, кончая сильнее, чем когда-либо в своей жизни, а мой взгляд неловко задерживается на брате, пока мои стенки быстро сокращаются вокруг пальцев Айзека, но, черт возьми, он даже не пытается остановиться.
Я разбиваюсь, как гребаное стекло. Все мое тело дрожит.
Скажите мне, что я не кончила за обеденным столом моего детства в окружении своей семьи.
Чтоб меня.
— Да? — спрашивает Остин, наблюдая за мной слишком пристально, вероятно, видя мои пылающие щеки и выражение полного шока на моем лице. Этого, блядь, не может быть. — Я не был уверен, что ты согласишься, но что ты думаешь?
На глаза мамы наворачиваются слезы, а папа раздувается от гордости, но все, что я могу сделать, это смотреть на него, на мгновение парализованная тем, как большой палец Айзека продолжает лениво скользить по моему клитору, пока я спускаюсь с величайшего кайфа, известного человеку. Но когда он, наконец, убирает пальцы и поправляет мои стринги, как подобает джентльмену, которым он и является, я пытаюсь сосредоточиться на том, о чем, черт возьми, идет речь.
— Я… мне нравится, но ты уверен? — спрашиваю я его. — Это твоя мечта. Это ты приложил все усилия. Ты должен назвать его в свою честь.
— Ты моя младшая сестра, Аспен. Буквально, все, что я когда-либо делал с того момента, как ты родилась, было сделано для того, чтобы показать тебе, что ты можешь делать все, что угодно, или стать той, кем ты захочешь. Если бы тебя не было рядом, я бы никогда не стал так стараться, чтобы это произошло, — говорит он мне. — Несмотря на то, как мы дразним друг друга, ты всегда была моей самой большой поддержкой и лучшим другом. Так что да, я уверен. Я бы хотел назвать его “У Аспен”.
Мои глаза наполняются слезами, когда я встаю из-за
— Я тоже тебя люблю, — говорю я ему. — Большое тебе спасибо.
Мои колени все еще дрожат, когда я встречаюсь взглядом с Айзеком через всю комнату и наблюдаю, как он берет крошечный кусочек корочки пиццы со своей тарелки и отправляет в рот. Только на этом он не останавливается, удерживая мой пристальный взгляд и демонстративно облизывая пальцы.
— Мммм, это чертовски вкусно, — говорит он, а я делаю глоток вина.
— Не могу не согласиться, — говорит мой отец, откидываясь назад и потирая свой полный живот.
Срань господня.
Вино брызжет у меня из гребаного носа, украшая мамин обеденный стол, и я поспешно хватаю стопку салфеток и начинаю вытирать свой беспорядок, пока Айзек смеется про себя.
— Господи Иисусе, — раздраженно бормочет Остин, его белая рубашка теперь испачкана вином, и он пытается стряхнуть его остатки со своих рук, разбрызгивая вино по всей чертовой комнате. — Научись глотать.
Айзек давится смехом, и его лукавый взгляд встречается с моим.
— О, с этим у нее нет проблем, — говорит он себе под нос.
Черт возьми. Он не просто так это сказал.
— У тебя есть макеты фасада ресторана? — выпаливаю я, отчаянно пытаясь сменить тему разговора с моей способности глотать, пока Остин или мои родители не успели осмыслить сказанное.
— Вообще-то, да. Есть, — говорит Остин, когда я торопливо возвращаюсь на свое место, более чем счастливая продолжить разговор. — У меня есть несколько идей, которые я хочу тебе показать. Думаю, они тебе понравятся, но мне нужно твое честное мнение. Если на стене будет висеть твое имя, я хочу, чтобы оно было идеальным.
— Они у тебя с собой? — спрашиваю я. — Я была бы рада взглянуть на них после обеда.
— Стал бы я рисковать сбросить такую бомбу и не взять их с собой? Черт возьми, Аспен. Ты меня вообще знаешь?
Я закатываю глаза и доливаю себе вина, не останавливаясь, пока оно почти не переливается через край.
— Хорошая мысль, — бормочу я, и с этими словами мы возвращаемся к нашему обеду.
Мама и папа бомбардируют нас вопросами о жизни, выпытывая у Айзека все тонкости его клубного дерьма, а у меня — всякую ерунду, связанную с колледжем.
Час спустя обеденный стол чист, а беспорядок от моих неудавшихся спагетти с фрикадельками убран, но, черт возьми, у меня болит рука от того, что пришлось оттирать дно сковородки от фрикаделек.
На послеполуденном небе все еще ярко светит солнце, и я тащусь в свою комнату, надеясь, что не забыла оставить там симпатичное бикини, когда заходила туда в последний раз. Я закрываю за собой дверь, прежде чем порыться в своем старом шкафу и найти маленькое красное треугольное бикини. Оно старое и едва прикрывает меня, но оно справится со своей задачей. Кроме того, единственный человек, который будет смотреть, — это Айзек, а там нет ничего, в чем бы он не утопал долгими часами.