Призрачные страницы истории
Шрифт:
Значительно большая историческая роль была суждена другой мистификации того же времени — Краледворской рукописи. В 1817 г. молодой чешский филолог Вацлав Ганка отправился для работы над местными архивными материалами в город Двур Кралове (Кралев-Двор) на Лабе. Через два года он возвратился в Прагу с сенсационной находкой — древними списками чешского народного эпоса. Ганка приложил к ним свой перевод обнаруженных им образцов народного фольклора на современный чешский язык, а также и перевод на немецкий язык, сделанный его другом писателем Свободой. Пергаменты, содержащие текст 8 эпических и 5 лирических песен, были, по словам Ганки, обнаружены им в склепе городской церкви. Наиболее авторитетные чешские слависты Домбровский и Палацкий датировали рукопись XIII или началом XIV века. В том же богатом счастливыми находками 1817 г. в Праге другом Ганки Линдой была обнаружена «Песня о Вышнеграде». А в следующем, 1818 г., какой-то посетитель, пожелавший остаться неизвестным, подарил Чешскому музею в Праге, в котором работал Ганка, еще один список, содержащий выдающийся образец средневековой чешской поэзии — «Любушкин суд» (его назвали — по месту находки — «Зеленогорской» рукописью). Все эти произведения были изданы, причем как в оригинале, так и в переводах, в разных странах. Для деятелей зародившегося чешского национального возрождения вновь обретенный эпос представлялся поистине подарком судьбы. Произведения, вошедшие в Краледворскую и Зеленогорскую рукописи, рассказывали о победе чехов над иноземными захватчиками, о высокой культуре чешского народа, о наличии у него
Представление о недопустимости заимствования чужих сочинений или даже лишь отрывков, представление о литературной собственности, неизвестное античности и средневековью, в новое время тоже очень медленно и постепенно утверждалось в качестве нормы. Такими заимствованиями, которые более поздние поколения сочли бы плагиатом, грешили даже корифеи литературы. Знаменитый поэт К. Марло вставил в свое сочинение фрагмент из поэмы его современника Эдмунда Спенсера «Королева фей». Отрывки, которые Шекспир почерпнул у Марло, настолько многочисленны, что даже породили теорию, будто тот писал под именем уроженца Стратфорда, считающегося автором «Гамлета» (об этом далее). Такие же заимствования можно встретить у Мильтона в «Потерянном рае». В произведениях Вольтера их множество. Александр Дюма-отец создал настоящую фабрику по переработке чужих произведений в свои собственные. Б. Дизраэли (лорд Биконсфилд) почерпнул отдельные места из произведений Драйдена, Попа, Бальзака, историка Маколея. Эдвард Бульвер-Литтон повинен в заимствованиях из сочинений Жорж Санд. Список можно было бы продолжить.
Иллюзорные биографии Шекспира
Сомнения
Виртуальные биографии величайшего драматурга всех времен Вильяма Шекспира возникли при отсутствии фактов, которые бы сделали возможным написание его биографии. Те немногие факты, которые известны о жизни уроженца города Стратфорда актера Вильяма Шекспира, по мнению части исследователей, либо не говорят ничего, либо заставляют сделать вывод, что не он являлся подлинным автором гениальных драматических произведений, сонетов и поэм, изданных при жизни или посмертно, но когда еще были живы многие лично знавшие его люди. Поводом для возникновения «шекспировского вопроса», которому уже более двухсот пятидесяти лет, послужила именно скудость имеющихся биографических данных, причем все они такого рода, что никак не позволяют безусловно отождествить Шекспира-актера из городка Стратфорда, исполняющего мелкие роли, и Шекспира — поэта и драматурга, а, может быть, даже говорят против такой идентификации. (Шекспир в драме «Венецианский купец» осуждал ростовщичество, а актер Шекспир, кажется, не был чужд такому занятию, включая и выколачивание судебным порядком денег из неисправных должников и т. п.) В завещании, которое было составлено незадолго до смерти, он не забыл упомянуть даже «кровать поплоше», но ни словом не обмолвился о том, как распорядиться его рукописями или книгами. Может быть, их вообще не было у него, по крайней мере, не имелось в его доме. Родители Шекспира и жена были неграмотны, одна из дочерей не умела писать, что являлось, впрочем, нормой для жителей крохотного провинциального городка, где насчитывался 171 дом, 1400 жителей. Когда отец драматурга Джон Шекспир был избран в 1561 г. в городское управление, из 19 членов Совета только 6 умели подписывать свое имя. Обыватели Стратфорда, где Шекспир прожил, по меньшей мере, до двадцатилетнего возраста, говорили на диалекте, который был распространен в графстве Уорик, но который с трудом понимали в других районах Англии (с рекрутами, родом из Стратфорда, приходилось общаться через переводчика). В городе царила непролазная грязь, Джон Шекспир был в 1551 г. оштрафован за то, что перед его домом громоздилась навозная куча.
Не уцелело ни одного письма, написанного Шекспиром, ни единой строки. Сомнительны даже сохранившиеся шесть его подписей под юридическими бумагами, относящиеся к позднему периоду его жизни. Три из них — на завещании, одна — на свидетельских показаниях и две — на торговых документах. Они настолько различны, что возникает сомнение не принадлежат ли эти подписи разным лицам и не расписывались ли нотариусы за клиента, как это делалось, если тот не был обучен грамоте. Некоторые из подписей, напротив, как кажется, выведены человеком, не привыкшим как следует держать в руке перо. В завещании фамилия Шекспира транскрибировалась раз одним и четыре раза другим образом, но нигде как «Шекспир» — «Shakespeare». Вместо этого фигурируют «Шакспер», «Шакспир», «Шагспир» — «Shaxper», «Shakspere», «Shagspere». Используя это, многие противники авторства стратфордского уроженца пишут его фамилию «Шакспер», отличая, таким образом, от творца всемирно прославленных произведений — Шекспира. При жизни Шекспира его имя писалось через дефис: «Шек-спир» («потрясать копьем»), что делалось только тогда, когда речь шла о псевдониме. Все портреты Шекспира апокрифичны, не исключая и того, который приложен к первому собранию его сочинений, изданному через семь лет после смерти автора. Кончина Шекспира прошла совершенно незамеченной, на его смерть не было написано ни одной элегии, как это было в обычае того времени. В Стратфорде, видимо, не подозревали, что их земляк, а в последние годы жизни зажиточный землевладелец, являлся знаменитым писателем. Кстати, неясно, откуда Шекспир взял деньги для покупки в 1597 г. второго по величине здания в городе. Доходы других драматургов не превышали и десятой доли суммы, которая потребовалась для этого приобретения. Вдобавок, в платежных ведомостях, сохранившихся в архивах разных городов и в самой столице, где выступала труппа лорда-камергера, в которой состоял Шекспир, не значится (за одним исключением) его фамилия. По преданию, он был второстепенным актером и в шекспировских пьесах сыграл лишь роль призрака отца Гамлета. Да и то это, может быть, означало намек, что он являлся «призраком» подлинного автора. Имя Шекспира не появляется и в других архивных документах, имевших отношение к его труппе (в списке актеров, в перечислении членов труппы, бывших на приеме у испанского посла в 1604 г., в упоминании о потерпевших ущерб при пожаре в театре «Глобус» и так далее). Нет сведений, что Шекспир был знаком с кем-либо из литературной среды, за исключением драматурга Бена Джонсона. Ни в одном документе, относящемся к периоду его жизни, он не связывается с какой-либо литературной деятельностью. Шекспир проявлял полное безразличие к изданию сочинений, публиковавшихся под его именем. Неясно, где он находился — в Лондоне или Стратфорде, когда вышли прижизненные издания его произведений. В течение ряда лет, до того как стали печататься его пьесы, о Шекспире (если не считать полемического выпада против него, сделанного писателем Робертом Грином) было известно только как о поэте, авторе поэм «Венера и Адонис» и «Обесчещенная Лукреция», да и то речь шла о Шекспире, а не обязательно об актере из Стратфорда «Шакспере». Не заплатили ли ему за то, что он согласился стать подставной фигурой, исчезнуть с глаз долой из столицы и не возражать против публикации под его именем сочинений, написанных другим лицом? Зять Шекспира доктор Холл в своем дневнике не упоминает, что его тесть — автор известных сочинений. Ни один современник прямо не говорит о Шекспире как об авторе выходивших под его именем произведений. А остальные, более глухие упоминания допускают двоякое толкование. Не называет имени Шекспира актер Аллен, который вел дневник, где отмечал многие театральные события и происшествия. Имя Шекспира значится в купчих о продаже зерна и солода и других подобных документах.
Отождествление стратфордского Шекспира и автора шекспировских произведений произошло только через два поколения после его смерти. В 1680 г. литератор Джон Обри писал, что Шекспир родился в Стратфорде, что его отец был мясником и он унаследовал профессию отца, что в 18 лет он покинул родной город и уехал в Лондон, где стал актером. Но Обри — вряд ли очень надежный свидетель, сведениям которого можно вполне доверять. Близко знакомый с ним современник писал, характеризуя Обри, что тот «мало думает, многому верит и все путает».
Изменениям, видимо, подвергся памятник Шекспиру. На рисунке, изображавшем этот памятник, который был опубликован в книге антиквара Уильяма Дугдейла о достопримечательностях графства Уорик (1665 г.), он выглядит совсем иначе, чем увиденный впоследствии миллионами туристов и поклонников британского гения. На гравюре Дугдейла надгробие изображает грузного бородатого человека, прижимающего к животу какой-то мешок (или подушку). Другой подобный же рисунок помещен в первой биографии Шекспира, написанной Роу и изданной в 1709 г. На более поздних рисунках вместо мешка появились перо в одной руке и лист бумаги — в другой. Иными словами, надгробие торговца зерном превратили в памятник писателю. (Правда, некоторые исследователи рекомендуют не забывать, что Дугдейл не питал еще особого пиетета к имени Шекспира и что его другие гравюры не слишком напоминают оригиналы. Так это могло быть и с изображением шекспировского памятника.) В восторженном, похвальном слове Шекспиру, напечатанном в первом издании его сочинений в 1623 г., близко знавший его драматург Бен Джонсон бросил таинственные слова: «Ты — памятник без могилы» (Thou art a Moniment without a Tomb).
Недоверие к тому, что Шекспир из Стратфорда был автором приписанных ему произведений, появилось давно. Еще недавно в литературе такие сомнения относили ко второй половине XVIII века. Но выяснилось, что возникли они на несколько десятилетий раньше, когда еще не была порвана личная связь с людьми, которые сами или их отцы лично знали Шекспира. В 1728 г. в книге капитана Гулдинга «Против чрезмерного чтения» говорилось, что Шекспир не мог сам создать свои сочинения, так как не знал достаточно историю и, вероятно, держал при себе помощника. Гулдинг добавлял, что ему это известно от «одного из его (Шекспира — Е. Ч.) близких знакомых».
В авторстве Шекспира из Стратфорда выражали сомнение многие знаменитые писатели, достаточно назвать имена классиков — Байрона, Диккенса, Марка Твена. Известный американский поэт и философ Ральф Уолдо Эмерсон заметил: «Я не могу неразрывно связать этого человека и его стихи». Другой американский писатель, Генри Джеймс, писал об авторстве Шекспира как о «самой крупной и успешной мистификации, в которую заставили поверить терпеливое человечество». Выдающийся английский государственный деятель Дизраэли (лорд Биконсфилд), в молодости написавший несколько романов, вопрошал: «Кто является Шекспиром? Нам известно о нем столько же, сколько о Гомере… Написал ли он хотя бы одну пьесу? Я сомневаюсь в этом». После посещения Стратфорда Чарли Чаплин заявил: «Кажется невероятным, что такой ум обитал и берет здесь свое начало… В творчестве величайшего из гениев скромные начинания должны как-то проявить себя, но нельзя отыскать даже самого слабого следа их у Шекспира». Анна Ахматова во время поездки в Англию отказалась посетить мемориальный комплекс в Стратфорде, заметив, что он не имеет отношения к Шекспиру.
Некоторые антистратфордианцы — противники признания актера Шекспира автором шекспировских творений — выражали недоверие к тому, что человек из народа, родом из провинциального захолустья, мог стать непревзойденным поэтическим талантом. Ведь он не получил, возможно, никакого, даже начального, образования. Не сохранилось документов, что будущий драматург посещал местную школу, а расстроенные, примерно с 1570 года, дела его отца (Шекспиру в ту пору было всего шесть лет), отсутствие тогда у горожан, в отличие от аристократии, твердо соблюдавшегося обычая давать детям школьное образование свидетельствуют против такого предположения. Сочинения Шекспира обличают в нем человека ученого, знакомого с древними языками, с правом, с всемирной историей и литературой, хорошо знающего психологию аристократических верхов, придворный быт и даже посвященного в дворцовые тайны (в его пьесах отдельные исследователи находят — точнее, считают, что находят — намеки на секреты и интриги, даже относящиеся к 1578 году, когда будущему драматургу исполнилось только 14–15 лет). Ему известны французские нравы, обычаи датского двора, конкретные особенности городов северной Италии. Он называет более 200 видов деревьев, свыше 60 видов птиц и 85 видов различных животных. Он говорит о кровообращении до того, как оно было открыто Гарвеем. Его интересуют излюбленные занятия аристократии, вроде соколиной охоты. Вместе с тем ему свойственна низкая оценка денег и высокая — соблюдения чести. Напротив, представители социальных низов в его пьесах наделены пороками, фигурируют под уничижительными кличками. От них требуется покорность, знание своего места. Это побудило Чарли Чаплина написать: «Я не люблю темы Шекспира, включающие жизнь королей, королев, августейших особ и их честь… Добывая кусок хлеба, редко сталкиваешься с честью. Я не могу проникнуться проблемами государей». Не должен ли был испытывать подобные же чувства стратфордский Шекспир, пусть, как потом разъяснили ученые, абсолютизм играл в его время прогрессивную роль, способствовал национальному сплочению и пр.? И могли ли такие творения принадлежать выходцу из неграмотной семьи, окруженному во все свои юношеские годы столь же невежественными соседями? «Было бы чудом, — писал в прошлом веке известный антистратфордианец американский юрист И. Доннели, — если бы из этого вульгарного, неумытого и неграмотного семейства вышел величайший гений, глубочайший мыслитель, жизнеутверждающий ученый, украшающий летописи человеческого рода».
Но далеко не все антистратфордианцы исходили из недоверия к возможностям плебея из провинции возвыситься до вершин поэзии и драматургии. Среди них было немало людей, известных своими демократическими взглядами. В подоплеке некоторых антистратфордианских теорий проглядывал протест против изображения Шекспира корыстолюбивым приобретателем, помышляющим, главным образом, об умножении своей собственности, послушным желаниям начальства обывателем. Отдельные версии родились из страсти к поражающим воображение находкам и открытиям, к сенсациям, которые возникали при выдвижении все новых «кандидатур в Шекспиры». Значительно число фактов, открытых антистратфордианцами, отдельные высказывавшиеся ими соображения бесспорно пошли на пользу науке. Но они же углубили противоречие между тем, что документально установлено в истории Шекспира из Стратфорда и шекспировскими произведениями. К началу девяностых годов нашего столетия насчитывалось уже около 80 кандидатов на шекспировский трон. Еще в 1947 г. один известный библиографический указатель включал 4509 антистратфордианских работ. За прошедшее с той поры полстолетия к их числу прибавились новые сотни и тысячи сочинений на эту тему.