Призрачный мой дом
Шрифт:
– Ты с ней все еще?..
– К счастью, нет.
– Что так? Хорошая женщина…
– Согласен, хорошая, но не мой тип. К тому же, у нее и так все прекрасно.
– В смысле?
– Замуж выходит, не слыхал? Ну, значит, еще узнаешь, тебя-то точно пригласят.
– А кто же счастливый жених?
– Хакопныш, Андрюха, ты с ним должен…
– Конечно, знаком. Конечно. Работаем рядом.
Серж
– Только сегодня Гешу в ГДО искать бесполезно, – резюмировал Антон. – Понедельник, кроме кафе, все закрыто. Да и поздно уже.
Перед тем, как покинуть Дом офицеров, Серж заглянул в один из коридоров, освещенный тусклым матовым шаром, качавшимся на волнах желтого света где-то в дальнем его конце. Темно, пусто, гнетущая тишина, которую не рассеивали, а подчеркивали буйные крики продолжавшей свое веселье кампании в кафе… Какой-то проход в потусторонний мир, честное слово. Ему даже показалось вдруг, на миг, что он оказался в том Призрачном Доме, который виделся ему по ночам. Но рядом светилась довольством наевшаяся рыбы круглая Антонова физиономия, а значит никакой это не призрачный, а самый настоящий Дом офицеров. А Гешу, если он все еще здесь, подумал Серж, я его найду. Что сказать бывшему другу, о чем спросить – все это казалось не важным, второстепенным. Главное – в глаза посмотреть. И тогда он все поймет, почувствует, узнает. Завтра.
Глава 5.
Тома, оставайся дома.
Тома сидела на лавочке у подъезда и ждала его. Прямая спина, ножки в белых туфельках под себя, колени плотно сдвинуты, на них пакет, в котором, судя по всему, аккуратная коробка с пирожными, заварными или песочными корзинками с кремом, которые печь она такая мастерица. И которые он так любил, чего уж, хотя больше двух-трех за раз съесть не мог. Тома не уставала их печь, такое впечатление, что это происходило у нее само собой. Бабушки, его соседки, не жаловали других его подружек, а вот Тому любили. Старушки давно уже разошлись по домам, пить свой вечерний чай, наверняка звали ее к себе, та же Марья Ивановна, но она отказалась. Она всегда дожидалась его здесь, у подъезда. Но обычно она приезжала в выходные, или накануне, а сегодня лишь понедельник, самое начало недели. Что-то случилось? Взгляд, как всегда, обращен вовнутрь, в себя. Витает… Вот, сейчас заметит его, и лицо осветится изнутри, точно солнышко включится.
Он нарочно не давал ей ключ от квартиры. Хотя признавал, что это было бы и справедливо, и правильно. Но, с другой стороны, означало бы, что он берет на себя некоторые, вполне определенные обязательства, чего ему пока делать совершенно не хотелось. И отказываться от своих привычек он тоже не собирался. А вдруг возникнет неожиданная идея, куда ему с ней тогда? Ведь в доме, ключи от которого есть у одной женщины, он не мог чувствовать себя раскованно и естественно с другой. Тома же могла заявиться к нему в любое время дня и ночи, проверено. Это так просто для нее, взять такси и приехать. При этом позвонить по телефону и предупредить о своем приезде она, как правило, забывала. То есть, понимала, что так надо бы, но, пребывая в своем мире, где это не обязательно, забывала.
Поэтому ключа ей Серж не давал. Тома не жаловалась, не обижалась, относилась к такому его решению, как к данности.
Для меня ждать тебя уже счастье, говорила она ему. Сама возможность ждать – чудо, потому что многим и ждать-то некого. Потому что за ожиданием приходит встреча, я вижу тебя, и душа моя наполняется жизнью. Ты и есть моя жизнь, и я благодарна тебе за все.
Странные у них были отношения, с какой стороны ни посмотреть – странные. И он в них выглядел не очень. А некоторые так прямо и говорили ему: подлец ты, Таганцев. Пользуешься, говорили, дармовщинкой, а отвечать ни за что не хочешь.
Неправда ваша, говорил, а чаще, думал в ответ Серж. Все не так.
А как же на самом деле?
Сложно все, сложно.
Тома восхитительная женщина, мечта, и все такое. Любить такую и удовольствие, и счастье. И он любил бы ее… Да он и любил, возможно, и, чего греха таить, пользовался, но ведь в той же мере, что и она. Он давал ей то, чего она сама хотела, но лишь при условии, что их желания совпадают. Серж считал, что это справедливо. А разве нет?
Черт, кто бы объяснил ему самому, что там в его душе происходит… Только реально, без штампов и морализаторства. Не как Марь Иванна.
Марь Иванна глаз прищурит, выставится так на него и говорит с дребезжащим посвистом: «Что же ты творишь, негодник? Ты посмотри, какую девку гнобишь!»
Ага, гнобит он. А что прикажете с ней делать?
Тамара певица, а зачем ему певица? Даже не так: он ей зачем? Что может он ей предложить, кроме стандартного набора гарнизонных благ? Ладно, здесь город рядом, а переведут его служить в глухое, отдаленное место, где медведи и удобства на улице, что тогда? Где петь она будет? В клубе, перед бойцами? Долго ли выдержит этот хрупкий цветок на морозе? Вряд ли.
Он просто не пускал эту любовь в свое сердце. Во избежание будущих и обоюдных, заметьте, разочарований.
К тому же, сценарий, который он набросал для своей жизни, несколько отличался от подкидываемых порой ей вариантов и возможностей. Поэтому он старался следовать своему плану, согласно которому спутницу ему следует искать в другом, не в певческом сословии. На Тамару не опереться, думал он, наверх с ней не взлететь.
А он непременно хотел наверх.
Заметив, наконец, приближавшегося Сержа, Тома улыбнулась – ему показалось, будто зажегся волшебный фонарик. Приблизившись, он подал ей руку, а когда она встала, подставил щеку для поцелуя.
– Что-то случилось? – спросил немного тревожно.
– А у тебя? – заторопилась она, стараясь заглянуть ему в глаза. – У тебя все хорошо? Мне отчего-то стало тревожно, показалось, ты попал в беду.
– Глупости, Томочка, все хорошо. Он обнял ее за плечи. – Замерзла?