Призрачный престол

Бочаров Анатолий Юрьевич

Весь окрестный пейзаж выглядел настолько умиротворенным и манящим, что ему подумалось, он бы охотно провел здесь добрую сотню лет, не вспоминая о погонях и сражениях, потерях и горестях, непростых отношениях с вернувшимися из загробного царства родственниками и необходимости спасать весь белый свет, чья судьба отчего теперь зависела от его действий.

– Это здесь я жила, покуда меня не призвал некромант, – произнесла за его спиной Анвин. Ее голос разбил тишину в клочья. – Отцовское поместье, которое он получил за выслугу лет… получил бы, живи мы в сказке, а не взаправду, где он умер в бедности. Только здесь моя собственная сказка, и я выдумала ее такой, как всегда мечтала. Его величество сказал, тебе требуется отдохнуть, я подумала, что хочу показать тебе

это место… и коридор сам нас сюда привел. Я надеялась, что так получится.

– Выходит, вы, мертвые, способны управлять этим миром?

– До какой-то степени, наверно, способны. Если наловчимся как следует и поймем, что к чему. У меня вот совсем не сразу начало получаться, а теперь все легче и легче. – Последовала короткая пауза, а затем Гарет услышал мягкий шорох ниспадающий на пол одежды. – Лорд Крейтон, не желаете ли вы наконец на меня посмотреть? Помнится, прежде вы проявляли ко мне интерес определенного свойства. – Голос Анвин вновь изменился, теперь он сделался незнакомым, напряженным и практически робким.

На негнущихся ногах, ощущая, как пересохло во рту, Гарет развернулся.

Она стояла перед ним обнаженная, полностью избавленная от любой одежды, совсем как тогда, в осеннем лесу и посреди злой ночи – и одновременно совершенно иначе. Тогда она явилась к нему злым демоном, отродьем голодной тьмы, посланцем врага, пыталась соблазнить и погубить. Сейчас стояла перед ним полностью открытая, разведя руки в стороны, глядя со странной, непривычной ему беззащитностью. Густые волосы обернулись вокруг лица светлой волной, острые соски розовели на высокой груди, маленький животик едва заметно дрожал.

– Ты ведь хочешь этого, – сказала Анвин. – С самого начала хотел.

– Было бы ложью, сударыня, отрицать очевидное. Вы обаятельны, красивы и желанны, а я здоровый мужчина, не лишенный полагающихся потребностей, – как и всегда в своей короткой и безнадежно запутавшейся жизни, Гарет старался скрыть замешательство. Он произносил вежливые фразы, принимая, как ему хотелось верить, непроницаемый вид. – Я только полагаю, – добавил он несколько сухо, – момент не то чтобы подходящий.

– А какой момент, в таком случае, окажется подходящим? – откликнулась она, как показалось Гарету, с горечью. Перешагнула через сброшенное платье и подошла поближе. Он заметил три розовых родинки на ее белом правом бедре. – Подождем, пока весь мир развалится окончательно? – спросила Анвин, касаясь пальцами его заросшей щеки. – Пока солнце почернеет, пока небеса упадут на землю, пока моря наполнятся ярым пламенем? Может быть, твоя матушка права и его величество проиграет. Может статься, твоя мать права и мы проживаем последние дни мира. Еще немного – и совсем ничего не останется, никогда больше не будет, об этом ты не думал? Ни тебя, ни меня, ни полей возле нашей деревни, ни стольного Карлайла, в который мы так мечтали попасть. Даже короля на черном престоле не станет, а нас и подавно.

– Ты же веришь Дунстану, – шепнул Гарет, глядя на нее во все глаза.

– Верю, но если я ошибаюсь? Я же не совсем дура, чтобы довериться ему без оглядки. Он спас меня, он подарил нам надежду… но леди Элена права, однажды он ошибся, и во второй раз тоже способен. Мертвой быть очень холодно. Я все время теперь ощущаю этот холод. Сперва его не было, покуда я жила здесь… но затем он появился, сперва незаметно, нежданно, словно укол иглой, словно вспышка молнии среди темной ночи, и потом холод усилился, будто к сердцу приложили кусок льда. Наверно, это тоже самое, что случилось с твоей матерью – начинается. Я ведь тратила силу, те осколки, что остались от моей жизни… Лорд Дунстан поддерживал меня, и все равно я тратила, когда дралась в трактире, когда открывала сюда путь, когда пыталась нас всех спасти. Я боюсь, однажды сила иссякнет, и тогда я сделаюсь тенью среди теней. Не позволь мне растаять, – ее огромные глаза, смотревшие прямо в упор, показались ему воротами в межмирную бездну, – не позволь мне остаться одной, если у тебя самого осталось живое сердце, а не одни только гордыня и злоба.

– Я вовсе не злой, – сказал он, словно оправдываясь.

– Не злой, конечно, скажешь ведь тоже, – Анвин издала хриплый горловой смешок и внезапно прижалась к его груди, обнимая за плечи. Ее тепло ошеломило его, испугало, вызвало желание отшатнуться – но Гарет взял себя в руки и сдержался. Наоборот, обнял ее в ответ, проводя пальцами по гладкой спине. – Вы один из самых страшных людей, кого я встречала, лорд Крейтон, – продолжала Анвин. – Ты такой же, как и вся ваша Арауном проклятая семья – жестокий, расчетливый и равнодушный. Просто ты еще совсем мальчишка, вот и не научился всему до конца, а подрастешь – не отличить будет от твоего зверского дяди.

– И поэтому, – укусил он ее за ухо, слегка осмелев, – ты ко мне липнешь?

– И поэтому тоже, – вцепилась она ему в губы зубами, оставляя на них свежую кровь. Захотелось вскрикнуть, но Гарет сдержался. – Потому что мир полон зла, и лучше примкнуть к кому-то, кто знает в нем толк. – Ее пальцы расстегивали пуговицы его рубашки, стянули с плеч куртку, скользили по поросшей мелким волосом груди. Подчиняясь нежданному порыву, он просунул ладонь между ее мигом раздвинувшихся бедер, коснулся нежных волос, ощутил выступившую там влагу. Анвин перехватила его ладонь, протолкнула глубже, тяжело и сладко дыша прямо в лицо.

Он отдернул руку, чтобы окончательно избавиться от рубашки и от оружия, и схватил ее за грудь, сжимая соски и выкручивая их. Она застонала, снова поцеловала его, проникая языком в самую глотку, вызывая в горле короткий спазм. Ее ладони уже сражались с его ремнем, расстегивали его, стаскивали штаны. Выйдя из них и оставшись в одних сапогах, Гарет перехватил Анвин, впился губами ей в шею, потом перешел на остро выпиравшую ключицу, облизывая ее языком. Девушка выпустила когти, полосуя до боли его обнажившуюся спину. Происходящее напоминало их недавнюю дуэль, состоявшуюся в лейсенском трактире – только ныне в ход не пошли стальные клинки.

Анвин толкнула Гарета на столь удачно подвернувшуюся кровать, светлые волосы девушки взметнулись озерным приливом. Анвин схватила пальцами его отвердевшее мужское достоинство, наклонилась и с жаром обхватила его губами, вызывая у Гарета стон. Ему показалось, что стены сжимаются над ним, балдахин ехидно ухмыляется, потолок пляшет и кружится. Сердце бешено заколотилось, на висках выступил пот, ощущения не напоминали ничего из знакомого ему прежде. Затем Анвин на несколько мгновений отстранилась и, мимоходом избавив Гарета от сапог, уселась сверху, вновь касаясь пальцами, на сей раз бережно и осторожно, его мужской плоти и направляя ее в свое горячее лоно.

Анвин двигалась на нем быстрыми толчками, иногда замедляя темп, иногда ускоряя его вновь. Ее волосы падали Гарету на лицо, когда она склонялась над ним, чтобы в очередной раз жестко поцеловать, его пальцы крепко держали ее за груди, мяли их, массировали напрягшиеся соски. Скользкая от пота, тяжело дыша и роняя ругательства с уст, девушка прижалась к нему, скользила губами по щекам, касалась языком его ушей, больно сжималась зубами их мочки.

Ее лоно то сжималось, то опять становилось просторным, покуда Гарет, собрав всю волю в кулак и, не веря собственной удаче, из последних сил сдерживался, надеясь не излиться в нее раньше времени. Ему приходилось прикладывать множество усилий, чтобы сохранить над собой контроль, но он не желал, чтобы все закончилось слишком быстро, и потому вовремя старался задерживать дыхание и темп. До некоторой степени это действительно напоминало фехтование. Гарета вдруг посетило странное чувство, тень воспоминаний, проступающих сквозь непрестанные стоны Анвин и сжигающий дотла их обоих неистовый жар. Он почувствовал уверенность, будто уже не в первый раз возлежит с женщиной, не в первый раз берет кого-то на атласном ложе. Вся его жизнь показалась ему повторением какой-то другой, давным-давно завершившейся, но зато намного более яркой, красочной и просторной, наполненной и любовью, и страстью, и гневом. Он показался себе безвольным и холодным отражением иного человека, давно опочившего.