Призрачный роман
Шрифт:
— Что за голос?
— Как будто ты и впрямь влюбился.
Я глядела в окно.
За окном была осень. Как-то странно понимать, что это уже другая осень. Следующая. Потому что предыдущую, а также зиму и весну я провела на больничной койке. Попросту их не заметила.
Ветер налетал на деревья, тормошил, с шумным шелестом вскидывая в воздух оранжево-желтые волны, и совершенно счастливый летел дальше: ведь в городе так много деревьев, с которыми можно играть!
Меня тоже манило на залитую сентябрьским светом аллею. Идти, бездумно
Но мне туда нельзя.
Со вздохом я отвернулась от окна. Спасибо маме — она не стала ничего менять в моей комнате: ни обоев, ни штор. Даже на столе все оставила как в тот день. Сначала не до того было, а потом из суеверия. Разве что пыль протирала. Боялась что-то изменить — вдруг я из-за этого не вернусь? Люди, которых это не коснулось, ее высмеют: как одно связано с другим?
А я ей очень благодарна. Страшно хочется чего-то привычного и неизменного. Подтверждения, что даже если из жизни выпало полгода, мир все равно остался прежним: тот же город, та же квартира, та же комната…
Но, увы, мир изменился.
Потому что изменилась я.
Я задумчиво разглядывала себя в зеркало. Лицо бледное, но уже не такое бескровное, как при выписке. Все-таки в реабилитационном центре и в санатории я старалась больше гулять. Ну как гулять… Сначала меня вообще возили в кресле-каталке: мышцы и связки хоть и не атрофировались, но сильно ослабели. Физиотерапия, массаж, тренировки — и я понемногу начала ходить сама; сначала с «ходунками», потом с палкой, потом по принципу: «вдоль стеночки до угла» или «доберусь-ка я до той скамеечки».
Сейчас все уже нормально. Я перестала падать от внезапной слабости, или головокружения, или от того, что подводили ноги. Ну, почти перестала…
Я поправила челку. В больнице меня подстригли очень коротко, волосы отрастали медленно, все никак не получалось сделать любимую стрижку… Это что еще за разговорчики? Только начни себя жалеть, и никогда уже не остановишься. Руки держат, ноги ходят, глаза смотрят, голова варит… хоть и не всегда — уже хорошо! А волосы… ну не облысела же, в конце концов!
Но все эти бодро-здравые мысли ничуть не уменьшали напряженного выражения глаз в зеркале. Хорошо хоть они не обесцветились, как кожа, — как были серо-синими, так и остались.
За спиной скрипнула дверь, я от неожиданности вздрогнула, чуть не выронив зеркало. Медленно, словно боясь кого-то спугнуть или самой окончательно испугаться, обернулась.
Разумеется, никого.
Просто сквозняк…
После окончания разговора с матерью Джой еще некоторое время пытался работать — пока не понял, что просто бездумно жмет на клавиши, подвисая на каждом действии. Отвернулся на кресле от стола, уставился на осенне-праздничный пейзаж за панорамным окном.
Он не скучал по Инсон. Разве только слегка и первое время. Просто привык болтать и пересмеиваться с ней. Привык, что дома кто-то еще, кроме Хина, ждет и радуется его возвращению. Даже невзначай
Ну и еще интрига на грани фола, само собой, — парочка духов уверенно вторглась в его нормальную жизнь, сея хаос и требуя решения неведомых до того призрачных проблем. И ведь не расскажешь никому, сочтут шизой. На ранней, а также поздней стадии. Сейчас, когда он наконец вернулся к своей обычной жизни, просто пошла адреналиновая ломка.
Вот и все.
Так что понятно — и речи никакой о «влюбился» или даже о «соскучился».
Джой задумчиво поглядел на телефон.
Только об ответственности.
— Ой, Женя, рада вас слышать! — воскликнула трубка, прежде чем он успел поздороваться.
— Добрый день, тетя Лина. Как ваше драгоценное здоровье?
— Вашими молитвами, Женечка!
— Так денно и нощно только о нем и молимся…
Этот обмен фразами стал уже своеобразным ритуалом: так они начинали разговор на протяжении трех месяцев с того самого дня, как он дал матери Инги свой номер и наказал звонить в случае необходимости в любое время дня и ночи. Но, поскольку тетя Лина была женщиной совестливой и ненавязчивой, Джою зачастую приходилось звонить самому.
Вот как сейчас.
— Ну, и как наши дела? — спросил Джой голосом доброго доктора Айболита. В какой-то мере так оно и было: больной, вернее, больная в наличии имелась.
Тетя Лина вздохнула.
— Ну что вам сказать, Женечка…
— Так и не выходит из дома? — понимающе спросил Джой.
— Не вытянешь! А если вытянешь — глаза в землю, кружок по скверу и быстрее домой. Мол, всё, мама, ты меня уже выгуляла! А сама бледная, сил нет смотреть, черные круги под глазами! Супчику две ложки: все, мама, я сытая! Ей бы кушать хорошо, спать и гулять целыми днями, а она, видишь, какая упрямая!
Джой невольно улыбнулся. Хорошо покушать — это рецепт от всех болезней всех матерей на свете! Подумал. Спросил нехотя:
— А этот ее что?
— Саша?
— Он. Позвал бы куда-нибудь погулять, в кафе.
— Ну, он приглашает…
Похоже, не очень-то настойчиво приглашает, едва не сказал Джой, но прикусил язык: не его ведь дело!
— И девочки тоже зовут: кто в гости, кто просто развеяться. Не хочет она.
Собеседница замешкалась, и Джой понял, что ему сейчас предложат.
— Женечка, а если…
— Простите, тетя Лина! — поспешно перебил он. — Мне надо идти, я вам потом перезвоню!
— Да, хорошо, Женя, до свидания, — сказала Ингина мама через паузу. Он буквально на мгновение увернулся от ее просьбы-ловушки: «А не могли бы вы, Женечка, сами ее куда-нибудь пригласить? Вдруг она с вами согласится пойти?» Джой задумчиво постучал по губам айфоном. Впрочем, он же всегда может отказаться, мотивируя тем, что Инга его совершенно не помнит!
И ведь чистейшая правда — очнувшаяся девушка его не знала. Потерявшаяся Инсон-душа, вернувшись в родное тело, позабыла о своих странствиях и приключениях в призрачном мире. И о своем невольном спутнике.