Призрачный свет
Шрифт:
Сирил стоял, глядя, как солнце опускается на ложе опалово-серого цвета, окрашенное пурпурным сапфиром, и длинные сверкающие рубиновые лучи играют на сонных волнах. Проходивший мимо рыбак увидел его издали на фоне неба и задумался, кто бы это мог быть: и это был последний раз, когда человеческий глаз видел его живым.
Что произошло в доме на утесе, и как зародился и рос ужас, пока не закончился катастрофой, вряд ли станет известно. Уста Сирила смолкли навеки: а то, что наблюдало и ждало, исполнило свое ужасное предназначение и, может быть, исчезло безвозвратно. Все, что у нас есть, — это разрозненные короткие заметки, написанные на клочках бумаги. Они, без сомнения, были написаны в порядке развития событий; но когда их нашли, ветер раскидал их по полу, и было невозможно
Похоже, пока Сирил стоял там и смотрел на закат, его мысли вернулись к телефонному разговору с владельцем дома, который сказал что-то о намерении снести его, потому что там водятся привидения. Сирил гордился своим здравым смыслом. Не будучи особенно скептичным, он также отнюдь не был легковерным. Он требовал доказательств, прежде чем поверить во что-то невероятное, а доказательства существования чего-то оккультного казались ему крайне слабыми. У него не было ни воображения, ни фантазии: он не жаловался на нервы, хотя и признался Говарду, что в данный момент они немного расшатаны.
Его лицо расплылось в широкой улыбке, когда он вспомнил этот разговор. Действительно, привидения; странно, что такой здравомыслящий человек, как Говард, уделяет внимание подобным историям. Крысы, без сомнения; или, возможно, другие дикие твари, выползающие, когда все стихает, и издающие едва слышные призрачные звуки; но списывать это на привидения было как-то слишком абсурдно. И Сирил громко рассмеялся.
А потом вдруг вздрогнул и оглянулся. Какое странное эхо! Он мог бы поклясться, что кто-то также засмеялся. Но среди скал и утесов можно ожидать эха, поэтому вполне естественно, что оно должно было быть. Однако в этом эхе имелось что-то странное. В обычном эхе слышится повторение звука, немного измененное, — иногда более резкое, иногда смягченное, — природой поверхности, от которой звук отражается; но это тот же самый звук. В эхе нет оригинальности. И вот тут-то Сирил был озадачен и слегка удивлен. Это эхо было другим. В этом смехе присутствовало что-то зловещее, чего, конечно же, не было в его смехе.
Это заставило его на мгновение прислушаться и нахмуриться. Затем здравый смысл вернулся, и он отбросил эту мысль как абсурдную. Но едва только он это сделал, кто-то снова рассмеялся! На этот раз смех был менее слышен, но более неприятен. Это напоминало тихое хихиканье низменного ума, который берет верх над высшим. Это было любопытно, но немного раздражало. Сирил надеялся, что нервы не сыграют с ним злую шутку.
Он постарался выбросить эту мысль из головы и отказался думать о ней. Он сел на невысокую траву и несколько минут смотрел на море. Серый закат уже переходил в пурпурный, а на юге собиралась длинная полоса облаков. Поднимался легкий ветерок, кусты за его спиной перешептывались о тайнах наступающей ночи. Сирил снова оглянулся со смутным чувством беспокойства.
Ничего не произошло, но у него возникло то странное ощущение, будто за ним наблюдают, которое иногда возникает в переполненной комнате или на улице. Он повернулся и несколько минут пристально смотрел на кусты и папоротник. Ничего не было видно, хотя он знал, что, вероятно, множество глаз спрятавшихся диких тварей наблюдают за ним с любопытством и страхом. Но он думал не об этом. Он смутно сознавал, что какая-то Тварь наблюдает и выжидает своего часа — Тварь, которая означает зло такого рода, о котором не стоит и думать. Сирил поймал себя на том, что ждет, когда Тварь обнаружит свое присутствие.
Мгновение спустя он взял себя в руки. Такие вещи не годятся. Он читал об этом в книгах так называемых историй о привидениях и понимал психологию этой чепухи. Он поднялся и вернулся в дом. Здесь он нашел себе занятие на следующий час, распаковывая запасы провизии, лежавшие на крыльце, и убирая их. Потом надо было проверить его небольшой запас книг, разложить
Он спал, как обычно, хорошо, и только однажды его потревожило что-то, похожее на царапанье по стенам дома. Без сомнения, крыса или, возможно, кролик. Он заметил, что их было много. Но как раз в тот момент, когда он собирался снова заснуть, произошло нечто странное. Луна светила в окно, к которому он лежал спиной, и он заметил, что, хотя часть комнаты была освещена ярким светом, часть, казалось, находилась в тени. Как будто окно была частично задернуто шторой. Он сонно повернулся в постели, чтобы посмотреть на окно, как вдруг тень исчезла! Это было довольно странно, потому что, казалось, кто-то заглядывал в окно.
Сирил вскочил с кровати и подбежал к окну. Там никого не было, и никого не было видно, когда он подошел к двери и выглянул. Ни одной живой души, за исключением нескольких кроликов, которые бросились врассыпную, едва завидев его. Все это он мог списать только на фантазию наполовину сонного состояния: или, возможно, — но едва ли вероятно, — какой-то бродяга нашел дорогу к этому месту. Во всяком случае, думать об этом было бесполезно, Сирил вернулся в постель и крепко проспал до утра.
На следующее утро он поднялся в приподнятом настроении и, очевидно, забыл о мелких неприятных происшествиях предыдущей ночи. Но среди его записей есть одна, которая, по-видимому, относится к этому дню и имеет большое значение в свете того, что произошло впоследствии. Он купался в заливе, спустившись по крутым скалам с помощью веревки, которая, очевидно, была закреплена там Говардом для этой цели. Он был довольно хорошим пловцом, но далеко не уплывал, так как течение было сильным. Он спокойно плыл над глубоким местом, которое располагалось под утесом напротив дома, когда случилось это. Внезапно он погрузился на несколько дюймов. Как будто кто-то положил тяжелую руку ему на плечо и толкнул вниз. Он мгновенно вынырнул и перевернулся на спину, и в тот же миг над ним словно исчезла тень. Она не уплыла, как могло бы уплыть облако, и не растаяла, а просто перестала существовать. И в то же время ему показалось, что где-то вдалеке кто-то смеется. Это, конечно, было очень странно.
Остаток дня, кажется, прошел без событий до самого вечера. Должно быть, вскоре после заката Сирил, сидевший в тени скалы и читавший книгу, поднялся, чтобы вернуться в дом. При этом он случайно взглянул вверх, как раз вовремя, чтобы увидеть, будто что-то исчезло за скалой. Возможно, правильнее было бы сказать, что он просто слишком поздно увидел это. У него возникло странное ощущение, что что-то определенно было там, но исчезло прежде, чем его глаза успели сфокусироваться на нем. Сирил метнулся к скале, — и ничего не нашел. Расстояние до ближайших кустов было достаточно большим, чтобы не дать незваному гостю укрыться за столь короткий промежуток времени. И тут он почувствовал, что где-то совсем близко раздается слабое эхо смеха, и снова возникло сильное впечатление, будто за ним наблюдает что-то враждебное.
Войдя в дом, он испытал неприятное потрясение. Перед тем как выйти, он писал за столом, стоявшим у окна, и отчетливо помнил, что оставил на нем раскрытый экземпляр Монтеня. Теперь стол был отодвинут к стене, а книга лежала на полу. Но больше всего его встревожило то, что он обнаружил лист бумаги, на котором делал какие-то пометки. Лист тоже лежал на полу, но самым зловещим было присутствие на нем отпечатка ноги. Отпечаток был очень слабым и скорее напоминал легкий ожог, чем грязь. Разобрать его было нелегко, так как он был неполным; лист был слишком мал, чтобы вместить все. С первого взгляда было видно, что он сделан не человеческой ногой или рукой, и совсем не похож на след собаки или любого другого знакомого животного. Он в точности напоминал половину отпечатка, который произвела бы лапа птицы, например, курицы. Но у какой птицы может быть след целых восемь дюймов в поперечнике? И какая птица скорее сожжет, чем испачкает бумагу, на которую наступит?