Призрачный сыщик
Шрифт:
Остальные восставшие были постоянно в движении, а она просто стояла, и если бы не остановившийся, стеклянный взгляд, я бы не понял, что она из них. Сосредоточенная, деловитая, – как будто сама Смерть послала ее за мной, узнав, что я застрял на пути к ней. В подтверждение моих мыслей блондинка протянула мне руку, и я нашел в себе силы вскочить. Главное – ни за что не смотреть в глаза! Вдруг я увижу, как она умерла, а потом еще сутки не смогу проснуться?
«Грешникам покоя нет» – гласит поговорка. Думаю, какой-нибудь праведник на моем месте даже обрадовался бы, что окончательно покинет мир в такой прекрасной компании, и сказал бы что-то внушительное,
Ни за что не вернулся бы, но не мог же я покинуть своих бедных спутников. Куда они без меня доберутся? Никуда. Поэтому я прокрался обратно к площади и с бесстрашием, достойным графа Гленгалла, выглянул из-за угла. Блондинки не было.
Тут из таверны, оживленно беседуя, вышли Бен и Молли. Поразительно, как расцветают лица живых после вкусного обеда. Неужели я сам был таким же? Я подошел к ним, зорко озираясь, – больше никто не подберется ко мне незамеченным, ни живой, ни мертвый. В конце улицы мелькнула шляпка с вуалью – та или не та? Движется в нашу сторону или нет?
– Куда ты смотришь? – спросил меня Бен. – Ты будто призрака увидел.
– Никуда, – сказал я и торопливо отвернулся, пока он не успел проследить за моим взглядом.
Больше всего мне хотелось спросить Бена, могут ли быть на свете еще такие же, как я, – полуживые, но не безмозглые, – но он потом от меня с этим не отстал бы, так что я предпочел держать язык за зубами и гордо проследовал обратно в сторону порта. Молли с Беном пошли следом, оживленно обсуждая обед, и меня кольнуло неприятное чувство. Им ведь не может быть весело без меня, верно? Это было бы просто невыносимо.
Я опасался, что хозяин нашей лодки понял: я не вполне жив. А вдруг встретит нас с какими-нибудь злобными приятелями, чтобы похитить ради выкупа? Но моряк не подвел. Ждал нас в одиночестве и, как положено бравому морскому волку, которых я видел на картинах, курил трубку.
Мы загрузились на борт (если вы никогда не бывали на лодках, даже не пробуйте, – там ужасно качает, лучше любоваться ими со стороны). Неугомонный Бен все высовывался подальше за борт, пытаясь разобраться, как лодка держится на воде, потом громко начал сетовать на качку и скверное самочувствие. Молли была свежа, как роза, и трогательно жалела беднягу Бена, а я жалел, что меня не может укачать: тело ощущалось неподвижным и одеревенелым, как колода, которую приходится за собой таскать.
Из оцепенелой, тупой неподвижности меня вывел спор над ухом, начало которого я, увы, пропустил. Солнце уже зашло, берега было не видно, вокруг раскинулась вода, серая, неспокойная от ветра.
– Ой, да ну вас, доктор! – сердилась Молли. – Да, у нас нет этих ваших… локомотивов, зато люди добрые и друг за друга горой и природа самая красивая на свете.
– А еще полная дикость нравов и неразвитость наук, – снисходительно бросил Бен, будто хоть раз бывал где-то, кроме школы и Лондона.
– Раз вы такой умный, вот и оставайтесь у нас и развивайте эти самые… нравы и науки!
– Пф, – польщенно фыркнул Бен, и Молли принялась с жаром рассказывать,
Я слушал их тихие разговоры, чувствуя себя мертвым, как никогда. Ну что со мной такое! Мне хотелось открыть глаза, поучаствовать в разговоре, посмеяться над Беном, распушить перья перед Молли, я ведь в полном порядке, почти не отличаюсь от живых, но что-то глубоко внутри меня при втором оживлении умерло куда сильнее, чем при первом. Я ведь уникальный, я дважды вырвался из лап самой смерти, но знакомство с ней, кажется, не прошло для меня даром. Интересы и разговоры живых казались чуждыми и далекими, дно лодки умиротворяюще раскачивалось, и так приятно было лежать тихо и неподвижно, как… Я мотнул головой. Нет уж, я еще повоюю. Нельзя сдаваться, иначе конец.
– Моя мама так вкусно бараний желудок готовит! – шептала Молли. – Вы пальчики оближете.
– Я бы предпочел чай с вареньем, – ответил Бен. – Сладкое благотворно действует на мозг.
– А желудок – на желудок! – хохотнула Молли, и Бен добродушно фыркнул в ответ, что было совсем на него не похоже.
Им все-таки было весело, представляете? Весело без меня.
Ночь была долгой, но все же кое-как доползла до рассвета, а когда серость побледнела, вдали показался берег. Молли вскочила и радостно завопила, чуть не перевернув наше суденышко.
– Вот сейчас вы увидите! В середине порт будет, а по бокам – зеленые утесы и поля. Такая красота! Я все смотрела на них, когда год назад родину покидала, все глаза проплакала!
Но чем ближе мы были к берегу, тем бледнее становилась улыбка Молли. Она щурилась, всматриваясь во что-то вдалеке, и я глянул туда же, не покидая своего лежачего поста на дне. Никакого поля не было – над берегом тянулись полосы дыма, и сначала я решил, что там пожар, а потом понял: нет, это дым из труб. Повсюду виднелись большие кирпичные здания: грубые, простые, построенные явно не для того, чтобы услаждать взор. Ирландия оказалась совсем не такой, как мне представлялось, и я даже сумел немного удивиться. Я-то думал, тут сплошные поля, овечки и пастухи, играющие на свирелях.
– Зачем они изуродовали берег? – возмутилась Молли. – И как они успели это выстроить всего за год?!
– Промышленная революция, – сказал Бен тоном, каким другие сказали бы «вкуснейший пирог» или «прекрасная девушка». – Ну надо же! Я думал, сюда она доберется лет через пятьдесят.
– Это фабрики Каллахана, – внезапно пояснил моряк. – Даже я про них слышал.
– А что они производят? – с острым любопытством спросил Бен.
Но моряк только пожал плечами и молча переставил парус.
Глава 2
Дом, милый дом
Мы сошли на берег, и я мысленно вычеркнул из списка пункт «добраться до Ирландии».
– Сердце рвется, – мрачно заявила Молли, оглядывая толчею на берегу. – Тут было так зелено!
– Ну, ты сама говорила, что вам трудно найти работу дома, вот и едете в Лондон, – философски изрек Бен: по его меркам это была невероятно любезная поддержка. – Теперь тут можно работать, это же хорошо, разве нет?