Призрак бомбея
Шрифт:
— Тьфу ты! — Савита отчитала служанку. — Теперь с ней надо поосторожней. Ее ведь мышцы не слушаются.
Кунтал кивнула и, встав на колени, подмела осколки. В воздухе запахло кардамоном.
— Ну, прощайтесь, — буркнул Джагиндер, обращаясь к мальчикам.
Мизинчик огляделась. К ней неловко подошли близнецы. Туфан неохотно подарил ей комикс про Одинокого рейнджера — копию того, что уже был в его коллекции. А Дхир, разревевшись, сунул ей в руку свою любимую шоколадку «кэдберри».
Во взгляде Нимиша читалась уйма невысказанных вопросов о той ночи, когда исчезла Милочка. Он почему-то был уверен, что одна
— Если что-нибудь вспомнишь… — тихо сказал Нимиш; в руках у него, как ни странно, не было привычной книги.
Мизинчик кивнула:
— Я обязательно напишу тебе.
Она скользнула взглядом по его нежным губам, почему-то зная, какие они на вкус.
Савита заторопилась.
— Ты всегда можешь приезжать в гости на каникулы, — великодушно пригласила она.
Мизинчик припала к ногам Маджи, прижалась лицом к ее сари, пахнувшему пролитым чаем.
— Маджи, — прошептала она, задыхаясь от волнения, и осколок стекла врезался ей в колено. — Я хочу остаться. Просто скажи им. Они тебя послушают.
Маджи смотрела на Мизинчика ничего не выражающим взглядом, руки ее не шевелились. Из последних сил бабка отвернулась, не пожелав благословить внучку.
— Джао, — произнесла она еле слышно, еле разборчиво. — Иди.
Гулу глянул в зеркало заднего вида и с болью отметил, какое безжизненное у Мизинчика лицо. Он невольно вспомнил, как Маджи привезла ее в дом еще хилым младенцем.
Едва девочка подросла, он стал регулярно отвозить ее по утрам в школу, а после полудня приезжал снова с дымящимся обедом. Больше всего Гулу любил забирать ее после занятий, когда Мизинчик прыгала на пружинистое сиденье и упрашивала: «Гулу, расскажи, как ты украл целую стаю птиц с Кроуфордского рынка, чтобы прокормить семью». В ответ он травил несусветные байки, которые просто завораживали Мизинчика, и ощущал себя почти что звездой экрана. На время этих поездок Гулу из Угодливого Шофера превращался в Бесстрашного Героя, рисковавшего здоровьем и жизнью ради своей нуждающейся семьи.
Но в последние месяцы у Мизинчика не оставалось времени на его байки, и Гулу приходилось довольствоваться лишь ее портфелем; истории вхолостую крутились у него в голове, не находя выхода. Так он лишился своих ежедневных побегов в воображаемый мир.
— Мизинчик-диды, — робко сказал Гулу, — я когда-нибудь рассказывал тебе, как выискивал в груде мусора кусочки металла, чтобы сдать их на лом в Дхарави? Это было в период муссонов, когда холера пулей разносилась по трущобам. Хай Рам!Моя младшая сестричка тяжело заболела, чуть не померла. Мать пошла в храм с моей сестренкой, что свернулась вялым комочком у нее на руках, и отдала пуджари [213] наши последние пять рупий. Но его молитвы не помогли. Богиня Лакшми не сжалилась над нами, и моей сестрице еще больше похужало: все время понос да рвота. Я отчаялся найти деньги на соли от обезвоживания. Я когда-нибудь тебе рассказывал… —
213
Пуджари — жрец.
Мизинчик не отозвалась.
У Гулу екнуло сердце.
— Как Маджи? Я слышал, что она больше не разговаривает.
«Разговаривает», — подумала Мизинчик, вспомнив жестокое слово Маджи: «Джао— иди». Она, не отвечая, почесала царапину на колене, на ткани уже проступило круглое пятнышко крови.
Гулу изо всех сил проявлял участие. Трагедия Маджи стала его спасением, шансом остаться у Митталов, сохранить работу и жить, как прежде, не прибегая к угрозам и не открывая свой позорный секрет. Еще неизвестно, что сделал бы Джа-гиндер, расскажи он ему обо всем. Мог бы отправить Гулу за решетку, избить, даже изуродовать и оставить подыхать на улице.
Гулу вспомнил отца своего друга Хари, который раз отсидел пару месяцев в тюрьме «Артур-роуд». После освобождения отец заехал на вокзал повидаться с Хари, ребра торчали из худющего тела, покрытого омерзительными кровоподтеками и гноящимися ранами. «Никогда не давайся в руки бахэнчодполиции, — наставлял он Хари, весь подавленный, с потухшим взглядом. — Лучше уж покончить с собой».
«Каким же я был дураком, — выругался про себя Гулу. — Я скорей бы сдох, чем раскрыл свой секрет».
Изувеченная рука запульсировала, кровь застучала в рубце. Гулу поморщился, зажав кисть иод мышкой. Но давление нарастало, боль поднималась все выше, до самой грудной клетки. Он лавировал в уличном потоке, как вдруг на краткий, едва уловимый миг увидел молодую женщину в ослепительном ореоле огненно-красного сари, которая бросилась ему под колеса. «Амбассадор» свернул на встречную, чуть не врезавшись в автобус.
— О нет! — выдохнула Мизинчик.
— Женщина бросилась под колеса! — крикнул Гулу, и сердце глухо застучало в груди, как только он осознал, что это была Авни. Фантомная боль в отрубленном пальце усилилась настолько, что Гулу чуть не потерял сознание.
Мизинчик прижалась лицом к окну. Фигура в сари мелькнула в лучах солнца и вновь устремилась им навстречу, точно ураган. Видение подняло лицо, паллусоскользнуло с головы. Мизинчик проехалась носом по стеклу. «Она никогда не оставит нас». Внезапно увидев лицо женщины, она вспомнила все: как выпила кокосовый эликсир и как внутри заклокотала Авни.
— Господи! ГЪсподи! — причитал Гулу, со скрежетом переключая передачи и бешено вращая руль здоровой рукой. «Она хочет убить нас!» Пот катился градом у него по лицу, затекая в глаза, мешая обзору. — Господи! Боже!
— Ты ее не обгонишь! — крикнула Мизинчик, перелезая на переднее сиденье. — Она никогда не оставит нас. Никогда. Пока…
Гулу дал по газам и вырвался вперед, словно мчался в ад.
— Скажи, Гулу! Ты должен сказать, чтобы спастись! — Мизинчик знала, что он пытался скрыть, — она выпила это в ту страшную ночь.
Оно все еще внутри, поняла девочка, нужно только внимательно вслушаться.
Проклятие вампира