Призрак древних легенд
Шрифт:
— Чтобы ни потребовал, мама, — вспылила Сольвейг, которой надоели эти расспросы, — Я готова на все.
— Как ты можешь так говорить?!
— Как?! Как, мама?! — глаза девочки налились слезами, — Что нас ждало там, в трущобах? Тебя смерть, а меня, в лучшем случае, бордель. Хотя, даже он вряд ли, — Сольвейг криво улыбнулась и, в безумном порыве, обняв маму, горько зарыдала. Она не рассказывала матери, что ей пришлось пережить в логове бандитов. И никогда не расскажет. Только за то, что господин Раевский вытащил ее оттуда, она готова позволить ему все, что он только пожелает. Но девочка была абсолютно уверена — ничего такого он не захочет. И это радовало и в то
— Дочь, люди его зовут Кровавый. Он убийца!
Сольвейг отпрянула от мамы и с недоумением уставилась на неё.
— Никогда, — яростно прошипела она, — Никогда так не говори о нем! Ты ничего не понимаешь! Не знаешь! Да если б могла, я сама их! Вот этими руками! Зубами! — ее речь становилась бессвязной, истеричной, — Рвала! Рвала! Рвала! А ты! Никогда! Никогда! Слышишь?! — страшно закричала девочка. Женщина отпрянула, увидев взгляд дочери, полный безумной звериной ярости. В страшно расширившихся зрачках металось всепоглощающее пламя. От ребенка стали расходится волны смертельной жути, от которой хотелось в ужасе бежать. Герта кинулась к дочери, крепко обняв ее.
— Сольвейг, девочка моя, солнышко, родная. Тише, тише, моя хорошая. Я больше не буду. Никогда! — она гладила девочку по голове и с ужасом наблюдала, как в шелковистых русых прядках буквально на глазах появляются редкие серебристые ниточки, — Доченька моя, родная, любимая, что они с тобой сделали?!
Но Сольвейг уже не могла ответить, она обмякла и забылась тяжелым беспокойным сном, продлившимся почти сутки. Господин Аристов сказал, что такое бывает. Воспоминания, прорвавшись через возведенную ей самой блокаду, нахлынули на ребенка, вызвав рецидив болезни. Это должно было случиться рано или поздно. И хорошо, что все обошлось. Теперь ей необходимы только покой и хорошее питание. Тем и другим семья Фискаре обеспечена в полном объеме.
И действительно, проснувшись, девочка чувствовала себя прекрасно. Оставалась еще небольшая слабость. Но на нее можно не обращать внимания, пройдет. Только вот теперь у Сольвейг появилась навязчивое желание увидеть Раевского. Она не находила себе места, ожидая, когда придет ее спаситель. Она стала задумчивой, молчаливой. Делала домашние дела и садилась у окна, глядя на мощеную красным гранитом дорожку, ведущую к дому. А Федор все не появлялся и не появлялся.
Во время одного из визитов к ним старого Кнуда, девочке удалось выведать у него, что Раевский, в случае крайней нужды велел обращаться к княжнам Бежецким. Разве пропажа ее любимого не крайняя нужда?!
На следующий день Сольвейг надела свое лучшее платье и отправилась в гости к княжнам. Узнать, где располагается замок рода, не составило большого труда. И вот она стоит перед огромными бородатыми гвардейцами. Ей было страшно. Очень страшно. Кто она, и кто удельные князья?! Это богоподобные люди, парящие где-то в небесах. Богато одетый мужчина спросил к кому она пришла и окинул девочку брезгливо-презрительным взглядом. Выслушав ее, он молча удалился. Сольвейг не знала что теперь делать. Ждать, или нет? Хотела спросить у гвардейцев. Но те стояли молча, как истуканы, уставившись перед собой пустыми глазами. Она решила ждать до последнего. Рано или поздно из замка все равно кто-то выйдет.
К удивлению, ожидание надолго не затянулось. Через полчаса вернулся тот самый мужчина и пригласил ее следовать за ним. Сейчас его взгляд не выражал ничего, кроме деловой озабоченности. Он провел ее
Дура, какая же дура! Посмела мечтать о недостижимом! У Федора вон какие красавицы в знакомых, что ему дела до такой замухрышки, как она! Но, тем не менее, Сольвейг, гордо вскинув подбородок, сделала поклон, которому ее обучил новый, нанятый по приказу Раевского дядей Кнудом учитель:
— Здравствуйте, госпожа.
Княжна Зоряна Ярославна оказалась не такой уж и страшной. Она с неподдельным сочувствием слушала тяжелый рассказ девочки о ее коротком знакомстве с Федором. О чудесном спасении от бандитов. О жизни и быте в трущобах. Вдруг девушка встрепенулась и резко поднялась из-за стола.
— Иди за мной, — скомандовала она и стремительным шагом поспешила вверх по лестнице. Сольвейг не оставалось ничего другого, как поспешить следом. Они ворвались в просторную комнату, оформленную в розовых тонах. Княжна подскочила к зеркальному шкафу и, распахнув его, вывалила на пол ворох платьев. Быстро-быстро поворошив образовавшуюся кучу, она выудила из нее красивое светло-зеленое платье. Расправив его, одобрительно хмыкнула и кинула вещь девочке в руки, — Надевай! — не терпящим возражения тоном приказала она. Сольвейг подчинилась, не посмев ослушаться. Пока она разбиралась, как правильно надеть незнакомую вещь, к ее ногам прилетели под цвет платья зеленые, расшитые нитью чуть светлее, сапожки. Нетерпеливо дождавшись, когда девочка оденется, Зоряна рванула из комнаты.
— Быстрей! — скомандовала она, — Поедешь со мной!
Сольвейг едва поспевала за княжной на непривычных ей каблуках. Они ненадолго остановились, чтобы надеть шубки — Зоряна белоснежную, а Сольвейг досталась рыжая. Про ее пальто никто и не вспомнил. Наконец этот непонятный забег закончился в салоне огромного черного автомобиля. Девочка очень редко видела такие на улицах города. И не мечтала даже постоять рядом, не то, что оказаться внутри. На переднее сидение запрыгнули гвардейцы и машина плавно тронулась, выехав по мосту в город. Сольвейг стиснув кулачки, набравшись храбрости, спрсила:
— Куда мы едем, госпожа?
— На хольмганг. У меня сегодня поединок. Заслушалась тебя, едва не опоздала, — ответила княжна и мило улыбнулась.
Глава 14
Все, что с ней сейчас происходило, казалось каким-то нереальным сном. Она словно околдованная надевала на себя наряды Зоряны Ярославны, в каком-то тумане делала то, что та ей говорит. Сольвейг сама не понимала, почему она ведет себя словно дрессированная собачка. Непривычная, буквально подавляющая роскошь, и понимание на какой недосягаемой высоте она сейчас оказалась совершенно выбили дерзкую обитательницу трущоб из колеи. Совсем недавно она не каждый день могла себе позволить наесться досыта, а сейчас едет с самой настоящей княжной на хольмганг, где наверняка будут присутствовать другие аристократы. От происходящего захватывало дух, и в то же время было безумно страшно! Но Сольвейг, сжав кулачки, старалась не показывать виду, насколько ей не по себе. Первое, чему учит улица — нельзя, чтобы посторонние видели, что твориться у тебя в душе.