Призрак и сабля
Шрифт:
— Новик войска Низового Запорожского, Тарас Куница…
— Bardzo przyjemnie… — вахмистр шагнул назад, приглашая Куницу также войти в тень здания. — I z jakiego przestrachu pan kozak rzucil siе na mnie?
— Ты еще смеешь спрашивать?! — Тарас посмотрел на неподвижно замершую Ребекку.
— To twoja dziewczyna?! — вполне натурально удивился воин. — A ja myslalem, ze to jedna ze sluznic. Pzeciez sam napewno wesz, jak te dziewczyny do zabaw milosnych lase. No, to w takim raze, moje przeprosiny. Naprawde ne wedzjalem…
Куница не настолько свободно знал ляшский, чтоб понять каждое произнесенное слово, но общий смысл уловил. И хоть
— Sta'c!!! Bro'n w pochwy! To rozkaz!
Властный голос, совершенно неожиданно прозвучавший за спиной Тараса, подействовал на его коварного противника, словно ушат холодной воды. Драгун вздрогнул, негромко ругнулся, скрипя зубами, но оружие убрал.
— Приношу извинения, всем, кого могли обидеть неосмотрительные действия моего вахмистра! — продолжал тем временем говорить, столь вовремя подоспевший, седовласый мужчина. Как раз с таким лицом, о котором упоминал корчмарь. — Могу заверить, уважаемое панство, что Болеслав попросту ошибся, приняв прекрасную панянку за одну из прислужниц. Уверяю вас, что, отвыкший в дальней дороге и диких басурманских степях от женского общества, воин всего лишь хотел купить у хорошенькой девицы немного ласки, и ни в коей мере не собирался покушаться на ее честь. Еще раз приношу свои извинения, за досадное недоразумение, панове. Надеюсь — досадный инцидент исчерпан?
— Какая-то странная манера торговаться у вашего вахмистра, — насупившись, буркнул еще не остывший от неожиданного коварства Тарас. — Не говоря уже о бесчестном ведении поединка, пан…
— …ротмистр… — по какой-то причине не счел нужным представиться полным именем седовласый офицер.
— Пусть так… — кивнул Куница. — Господин ротмистр, значит вы уверенны, что именно для этого он зажимал девушке рот?
— Ой, я вас умоляю, господин казак!.. — рядом с Тарасом, как из-под земли вырос Ицхак, и затарахтел, оттирая в сторону Куницу и все еще пребывающую в предельной растерянности дочь. — Вы даже не представляете себе, сколько на свете существует разных способов, употребляемых людьми, для того чтобы сбить завышенную, по их мнению, цену… И — схватить покрепче продавца за горло — ничем не лучше и не хуже многих других. Поверьте старому еврею…
— Я вижу, что владелец здешнего трактира не только гостеприимный хозяин, но и мудрый человек, — одобрительно заметил, неслышно подошедший к ним сзади, тощий, как святые мощи, монах. На его бледном, аскетическом лице сияла такая непритворно радушная улыбка, словно святой брат неожиданно встретил давнего знакомца, коего считал погибшим или сгинувшим без вести.
Иезуит, громко прокашлялся и слегка поклонился всем сразу.
— Слава Иисусу Христу, братья мои! Не стоит ссориться… Господь завещал нам прощать своих обидчиков. Так последуем же его примеру…
— Подставить вторую щеку? — буркнул Болеслав и поперхнулся под острым взглядом монаха.
— Позвольте же и мне, смиренному слуге Господа нашего, присоединится ко всем тем словам искреннего покаяния, которые уже были произнесены раньше сими достойными мужами, — негромко и неторопливо продолжил иезуит. — А так же, включите все нанесенные вам убытки в наш счет, и
Монах еще раз обозначил поклон, и непререкаемым тоном произнес:
— Pane rotmistrz! Wachmistrz! Idzсiе za mna!
С этими словами он небрежно кивнул своим подчиненным и неспешно зашагал в сторону шинка.
Вахмистр что-то неразборчиво проворчал, но на вопросительный взгляд Тараса ответил лишь коротким насмешливым кивком. А когда парень, попытался заступить ему дорогу, сноровисто увернулся, подмигнул и тихо промолвил, без малейшего акцента:
— В другой раз, друг… В другой раз… — и пока Куница растерянно хлопал глазами, поспешил следом за своим командиром.
Ребекка открыла, было, рот, желая что-то сказать, но в это время между ними опять вклинился корчмарь.
— Ущипните меня, пан Куница! — изумленно прошептал он. — Латинянин поклонился схизматику, жиду и девице… Воистину чудны твои дела Господи… Никак, конец света близится…
— А вахмистр не хотел меня убивать… — задумчиво произнес Тарас. — Я только теперь это понял. Он все это время вес своего тела на опорной ноге держал. Поэтому, каждая его атака так запаздывала… Странно? Но, тогда зачем и кому был нужен весь этот спектакль?
— Я должна тебе… — неуверенно заговорила Ребекка, но отец не дал девушке договорить.
— И чего это мы здесь торчим? Сегодня разве, опять праздничный день? — заворчал Ицхак. — Что, ни у кого, больше никаких дел нет? Конечно, вы же с прошлой ночи не виделись. Соскучились, да? Ну, ничего, еще успеете вспомнить: куда сорочку подевали. Ривка, не шлепай губами, а вытри сопли и беги к матери! Пусть берет тетю Соню и идет к Куницам, обряжать в последний путь бабушку Аглаю. Да скажи Циле: чтоб женщины не стеснялись нашего горя и рыдали погромче. Каждая их слезинка уже щедро оплачена… — и прибавил, обращаясь к парню: — А тебе, сынок, еще надо людей нанять — могилу на погосте вырыть! — и как бы устыдившись столь панибратского обращения, поспешно прибавил, одергивая на нем кушак.
— Возможно, вы будете смеяться, господин казак, но что-то мне подсказывает: что наша спокойная жизнь закончилась. Вы уж поверьте старому еврею… Я точно знаю: когда так чешется спина и… та часть тела, которую Господь прилепил к туловищу гораздо ниже — ждите, что обязательно сыщется и тот, кто с огромным удовольствием вам их почешет. И благодарите Создателя, если при этом обойдется одними лишь батогами…
Глава четвертая
Снаружи очень скромная, даже невзрачная, из-за потемневших от дождей и талого снега стен и кровельного теса, сельская церквушка, высвяченная именем архистратига Михаила, богатством внутреннего убранства ни в чем не уступала даже городским храмам. В былые времена купцы, щедро оставлявшие деньги в шинке "У старого Шмуля", не забывали задобрить и своих небесных покровителей. Особенно, когда рассчитывали заполучить хороший куш. И уж тем более — когда искренне возносили молитвы Творцу за то, что сумели избежать, или пережить смертельные опасности, непременно поджидающие путника в чужом краю. Ну, а изумительной работы серебряный оклад чудотворной иконы Божьей Матери, подаренный московским купцом Афанасием, в благодарность за свое чудесное излечение от индийской лихорадки, здешней травницей Любавой Березиной, прабабушкой Тараса Куницы и матерью Аглаи Лукиничны, занял бы достойное место даже в иконостасе киевской Лавры.