Призрак идет по Земле (второй вариант)
Шрифт:
Профессор черной тенью остановился перед моим креслом.
— Почему люди так беспокоятся о себе? И почему до обидного мало думают о смысле бытия, о своем назначении в мире? О, если бы они поняли, что ничем не отличаются от животного, когда занимаются только личным благоустройством! Миллионолетиями природа вела живой мир к созданию человека. А результат? Человек! Он рождается на свет с открытыми глазами — ясными, как темнота, — да, да! Именно темнота межзвездных просторов. Человек призван разгадать великую мудрость мира. Но вместо этого — никчемный, мещанский практицизм, жизнь, лишенная цели…
Я терпеливо, внимательно слушал излияния профессора. Да, он был во многом прав. Почему же они разошлись с Морисом?
Тенк резко обернулся ко мне.
— Вы не считаете, что я ушел в сторону?
— Нет, нет!
— Да, я не уклонился от главного. Веду к тому же. Итак, необходимо расширить возможности
— Вы хотите сказать, что решили проблему проникновения в твердое вещество? — удивленно спросил я.
— Да! — живо подхватил Тенк. — Я изобрел радоний. Удивительный препарат. Даже мои помощники не знают полной формулы. Я шел не традиционным путем. Был использован синтез современной и древней науки. О, наши предки, особенно египтяне и индийцы, многое знали. Связь времен должна быть неразрывной. Лишь на этом пути придет успех. Но к делу… Покрыв некоторым количеством радония предмет, мы меняем его свойства по отношению к обычному веществу. При соприкосновении подопытного вещества с обычным предметом его элементарные частицы свободно проходят сквозь своеобразные межзвездные пространства материи…
— Так вот почему Морис мечтал об этом! — не сдержался я. — А я считал это пустой фантазией.
— Да, — согласился ученый, — Морис знал об этом. Более того, он первый испытал препарат.
— Значит, его побег…
— Да. Он прошел сквозь стену тюрьмы. Мы его ждали в условленном месте.
— Поразительно!
— Да. Но это был не радоний, мой друг. Радоний не годится для таких целей.
— Не понимаю…
— Я объясню. Дело в том, что проницаемый человек не сможет действовать, жить, двигаться. Подумайте сами. Барабанные перепонки человека не будут колебаться от звука — ведь частицы воздуха свободно пройдут сквозь нее. Человек будет глухим. Язык не будет вызывать колебаний воздуха — человек будет немым. Человек не сможет есть, ему невозможно будет дышать. Наконец, на него будет влиять тяготение планеты — он неминуемо поглотится землей. Короче говоря, такой человек погибнет. Поняв это, испытав препарат на практике, я начал искать новые возможности. И нашел. Я давно верил в многомерность мироздания. Я задумался над микроструктурой пространства… Не понимаете? Мои гипотезы подтверждались и теорией относительности и многочисленными исследованиями мировых ученых. Вероятно, вы читали об исчезновении частиц или о рождении их из ничего?.. Читали? Отлично. Многие считают такие выводы мистическими. Чепуха! Сущая чепуха. Здесь нет ни краха закона сохранения массы и энергии, ни метафизики. Просто частицы, точнее, импульсы энергии исчезают из наших координат времени и пространства и переходят в иные измерения. Законы физики не рушатся, а неизмеримо расширяются, наши знания о мире приобретают более глубокий смысл. Вы понимаете меня, Генрих?
— Да, профессор. Но все это так необычно…
— Итак, я пошел по пути изменения микроструктуры пространства. Я расширил возможности радония, получил новый препарат — радонат. Этот препарат частично изменяет микроструктуру времени-пространства. Подопытное вещество-существо свободно проникает сквозь преграду твердого тела, но не теряет обычных качеств. Морис использовал именно радонат. Да… Но это один из путей. Открылись и другие. Еще более грандиозные. Для всего человечества. Вы не
— Я весь внимание, профессор!
— Отлично. Тогда я кратко познакомлю вас с этим новым путем. Именно он стал причиной наших расхождений с Морисом и Фридрихом. Вам знакома теория физического вакуума Поля Дирака?
— Да. Но в общих чертах…
— Я напомню. По его предположению, вакуум — это материальный фон, в который погружен наш физический мир. Вакуум — это не отсутствие материи, а, наоборот, ее бесконечный потенциальный резервуар. Как видите, современная наука подтвердила мои юношеские мечты. Из предположений Дирака возникли гипотезы о существовании античастиц и антивещества. Гипотезы начали подгверждаться экспериментально. Частицы высоких энергий выбивали в фоне Дирака так называемые дырки. Им дали название антипротонов, антинейтронов, позитронов. Высказывались предположения, что в нашей галактике или в иных системах существуют целые антисистемы с антисолнцами, антипланетами, антижизнью. И фантасты и ученые надеялись, что такие антисистемы будут открыты с помощью нейтринной астрономии — ведь они должны излучать поток антинейтрино. Обсуждались даже опасности, ожидающие космонавтов в случае их высадки на антипланеты. Но развитие знания показало, что такие представления примитивны, механистичны. Мы строили модели антимира по образу нашего физического мира. Увы, беспредельность не повторяет себя качественно. В космосе непрерывно течет бесконечно сложный, глубинный процесс эволюции. И этот процесс происходит не в одном «этаже», не в одном плане Вселенной…
— То есть?
— Он происходит в неисчислимых глубинах необъятных времен-пространств. Некоторые ученые начали утверждать, что фон Дирака, или физический вакуум, не инертная нейтральная структура, не только потенциал материи, а реальный мир с материальными процессами, эволюцией и, возможно, жизнью. И что это и есть пресловутый антимир, находящийся рядом с нами, но недоступный для наших органов чувств. Гипотезы о наличии антимира необходимы также для объяснения равновесия начал, для сохранения принципа полярности, диалектичности всего сущего.
— Я не совсем понимаю.
— Попробую объяснить. Энергия мира тяготеет к постоянному уровню. Она безвозвратно рассеивается. Энтропия была бичом всех теорий о происхождении мира. Ученые создавали хитроумные логические построения, но объяснить или обойти явление энтропии не могли. Ведь всюду — в создании новых звезд, в любом процессе — энергия рассеивается, производит работу, но не обновляется. Теория же антимира — другое дело. Рядом с нами существует другой мир, мир негативных энергий, мир античастиц. Он развивается в полярном времени, в антивремени. Вот почему мы не ощущаем его, не видим, вот почему он недосягаем физически. Лишь на очень высоких энергиях — в фазотронах, в космических вспышках — античастицы из того мира перескакивают в наш, моментально исчезая во вспышке аннигиляции. Новая гипотеза объясняет загадку энтропии. Пусть наша Вселенная расширяется, пусть разбегаются галактики, пусть рассеивается энергия. В другой Вселенной, рядом с нами, идет сжатие галактик и концентрация энергии. Происходит взаимный обмен. Ритмическая пульсация единого космоса. Вы понимаете, Генрих, к чему я веду? Недостижимые чувству миры могут открыться перед человеком, преобразить его, дать высший смысл бытия. Но с другой стороны… Если открыть эти глубины сейчас, для людей враждебного, расколотого мира… Это может стать проклятием! Я подготовил эксперимент… Мы с вами заглянем в иной мир. Только мы! Люди не узнают об этом.
— Это странно и страшно, профессор…
— Да, страшно, но и прекрасно! Будьте достойны, Генрих, этого удивительного пути.
В лаборатории царил полумрак. Окна были закрыты. Лишь в центре помещения мерцали призрачные огня установки. Внутри метровой сферы, среди пластин пространственного конденсатора, сидела лягушка. Я видел в маленькое окошко ее бессмысленно вытаращенные глаза.
Послышался глухой голос профессора:
— Поле!..
Я включил рубильник на передвижном щитке. Сразу же потускнели аварийные лампочки — установка поглощала массу энергии.
— Полярность! — приказал Тенк.
Я перевел соответствующий рычажок. Ученый радостно воскликнул:
— Глядите, Генрих! Лягушки нет!
Я взволнованно посмотрел внутрь камеры. Животное исчезло. Мы видели только серебристые призрачные пластины конденсаторов.
— Успех! — прошептал Тенк. — Полный успех. Включаю кинокамеру. Не следует доверять глазам. Так… А теперь положительная полярность!
Я перевел рычажок в исходное положение. Лягушка появилась снова. Но она лежала вверх лапками, смешно подергивая ими. Она прыгнула, перевернулась, ткнулась носом в пластины. Профессор тихонько засмеялся, в его черных глазах вспыхнули озорные огоньки.