Призрак идет по Земле (второй вариант)
Шрифт:
— Генрих… вы что-нибудь знаете?
Я вздохнул.
— Значит, знаете?
— Я случайно слышал, был в библиотеке… Разговор с господином Шратом и с вами. Но я многое не понял… Господин Шрат искушал профессора властью над людьми, но тот был неумолим. Как и с вами…
Глаза Мориса потемнели. Он задумчиво сказал:
— Да. Этого можно было ожидать. Опасная ситуация. Фридрих Шрат никогда не нравился мне. Я не буду удивлен, если он…
— Что?
— Ах, не стоит сейчас. Надо бы уберечь профессора. Но как?.. Кстати, наши люди встречались с вашей женой.
— Когда? Где? — радостно встрепенулся я.
— Она живет там же. У нее сын…
— Сын?! —
— Да, ваш сын. Георг.
— Георг… Как странно! У меня сын…
— Ей сказали, что вы живы и в безопасности. Она будет ждать. Я уезжаю из Сатданда. Здесь невозможно вести исследования. Для всего мира очень важны идеи профессора Тенка. Я обязан продолжить и завершить его исследования. А вы оставайтесь здесь. Помогайте профессору, любите его. Он чудесный человек! Мои друзья помогут вам и вашей жене уехать за пределы Сатланда, ко мне. Вы согласны?
— О Морис, это было бы счастьем!
— Это будет, Генрих. Прощайте. Ждите и берегитесь!
И вот Морис уехал.
Печаль и неуверенность воцарились в доме. Или мне так казалось?
В лабораторию зашел профессор, прошелся вдоль стендов с гистологическими образцами, дотронулся до сейфа, погладил кожухи мощных конденсаторов. Лицо его было угрюмо, выражение глаз мрачно.
Я взглянул на него, несмело сказал:
— Вы грустны, профессор? Быть может, не стоило порывать с Морисом?
Тенк вздрогнул, пристально посмотрел на меня. Помолчал. Взгляд его потеплел.
— Да, — тихо произнес он, — не стоило, Генрих. Но это неизбежность. Мы слишком разные…
— Он прекрасный человек! — возразил я.
— Знаю! — вздохнул Тенк. — Но дело не в характере. На весы положено многое.
— Быть может, вы не поняли друг друга? — осторожно промолвил я. — Морис тоже опытен, и он не позволил бы…
— Да, — пробормотал профессор, — он не позволил бы… Но разных людей много. Получив возможность, малый злодей станет злодеем космическим… Но почему мы говорим об этом с вами? Вы ведь ничего не знаете?.. Но потерпите, друг мой. Быть может, придет доброе время…
Он попрощался и ушел к себе. Я остался наедине с приборами.
Прошло много дней. Шрат не приходил. Профессор закрылся в своем кабинете, не звал меня, не давал поручений.
Я тосковал, читал книги, иногда подумывал об уходе, но сдерживал себя, помня о последних словах Мориса.
В конце концов мое терпение было вознаграждено. А быть может, профессору наскучило одиночество? Не знаю. Но как-то вечером Тенк пришел в лабораторию, остановился возле окна. Долго глядел на темные каштаны в саду, которые медленно качались на фоне ночного неба.
— Генрих, вы, наверное, обижены? — вдруг спросил профессор.
Я удивился и обрадовался. Вот оно! Старик не выдержал одиночества.
— Нет, — возразил я. — Я не понимаю, почему я должен обижаться. Я обязан вам, профессор, многим…
— Пустяки, — махнул рукой профессор. — Я просто выполнил просьбу Мориса. Но после знакомства с вами я понял, что вы прекрасный человек… Не возражайте. Этикет ни к чему. Да, вы мыслящий человек. Скромный. Вы ненавязчивы. Но вам тяжело сидеть над растворами, формулами, не понимая конечной цели исследований. Это… оскорбляет. Но таковы сейчас объективные условия. Излишнее доверие может привести к катастрофе. К вам я присмотрелся…
— И что же, профессор? — еле дыша, спросил я.
— Я могу вам кое-что рассказать. Слова требовать не буду. Слова — ветер!
— О профессор, я никогда…
— Хорошо,
— Профессор, вы все же хотите продолжить работу?
— Да. Но втайне. Мы с вами проникнем в удивительные миры. Вы не пожалеете, что избрали этот путь. Но сначала — о сущности открытия…
Заложив руки за спину, Тенк зашагал по лаборатории, глядя себе под ноги, будто что-то выискивая. Остановился возле выключателя, погасил свет.
— Вы не против, если я буду говорить в темноте? — послышался его голос.
Я удивился, но поспешно сказал:
— Нет, профессор. Как вам угодно!
— Вот и хорошо. Люблю темноту. В ней какая-то таинственность. Когда светит солнце или лампа, все кажется обычным, будничным. А темнота… Взгляните хотя бы на эти каштаны. Видите, это уже не деревья, известные вам. В темноте они мне кажутся живыми существами. Их ветви похожи на руки, — они шевелятся во мраке, протягивают к нам бесформенные пальцы, словно умоляют о помощи, жалуются на природу — как это случилось, что им суждено оставаться на месте, без права уйти, улететь, двинуться с земли! Неподвижность и безмолвие — страшная кара!
Я вздохнул. Еще бы, кому об этом судить, если не мне! Каторжная тюрьма была лучшей иллюстрацией к словам профессора.
Тенк помолчал, остановился. Его силуэт четко обозначился на бледном прямоугольнике окна. Затем он тихо продолжал:
— Темнота… Я часто задумывался над этим понятием. Почему люди боятся ее? Разве не так? Когда мы видим солнце, деревья, людей, когда нас окружают видимые вещи, привычные с малых лет, мы воспринимаем все это как необходимое, понятное, обыденное. Но иначе люди ведут себя в темноте. Самые храбрые чувствуют себя не совсем уверенно ночью. Зная, что вокруг все спокойно, вы оглядываетесь, проходя во мраке пустынной местностью. Чем безлюднее место, тем неувереннее чувствует себя человек. Почему? Ведь должно быть наоборот!..
Профессор задумался, а затем продолжал:
— Вероятно, потому, что в луче — только малейшая частица истинного мира. К видимому мы привыкаем, считаем его единственно сущим. Но в темноте человек подсознательно ощущает рядом с собой множество иных форм бытия. Да, да! Не удивляйтесь. Ведь вы физик. То, что мы видим, — это лишь ничтожная частица электромагнитного спектра. А бесчисленное множество других излучений, а гравитация, магнитные поля, поле ядра, психическое поле, биополя разных степеней, а необъятное количество тех сил или проявлений материи, о которых мы понятия не имеем? Вы понимаете, насколько ограничен человек, имея так мало чувств? Правда, благодаря мозгу человек мыслит абстрактно, может синтезировать, допускать нечто сверх ощущений. Но все же природа смехотворно мало уделила нам возможностей для познания мира и самих себя. Человек несчастен потому, что видит свет. Парадокс? Нет. Лучше бы он видел темноту — нескончаемый океан темноты, прячущий в себе удивительные тайны. И вот представьте себе — случайно или не случайно, — люди получат возможность видеть, ощущать все то, что скрыто от нас темнотой! Я говорю не о технических возможностях усиливать наши чувства. Это делается уже теперь. Приборы, счетные машины, все прочее. Нет! Я имею в виду проникновение в такие сферы, где бессильны наши обычные органы чувств. Возможно, здесь придется переделывать наш организм, нашу физическую структуру…