Призрак Кудеяра
Шрифт:
Подлинный Социализм зиждется на том факте, что в обществе существует непримиримое социальное неравенство, обездоленность многих и сверхдоходы немногих, являющиеся следствием капиталистических отношений, основанных на эксплуатации чужого труда. Сущность таких отношений в том, что трудовой народ производит все основные блага, между тем как господствующее паразитическое меньшинство ими распоряжается. Такое возможно лишь потому, что всеми средствами производства полновластно владеет правящий класс. Трудящийся, создающий все ценности, беден, потому что он работает на капиталиста. И тот, у кого есть капитал, тот господствует, а у кого его нет, тот наёмный раб.
Необходима и неизбежна коренная ломка этих несправедливых общественных отношений, заключающаяся в уничтожении частной собственности на средства производства,
32
Частная собственность и государственная собственность — это лишь два разных способа отбирать у человека результат его труда. В нашем обществе, которое называлось социалистическим, государство присваивало продукт труда всего народа, чтобы потом распределить его. Но как? Всегда ли по справедливости распределяла его партократия?
Широкое, быстрое и успешное распространение социалистических идей в России в конце XIX — начале XX веков отнюдь не было случайностью, ибо идеи эти как нельзя лучше отвечали духовным запросам Русичей, их обострённой чувствительности в вопросах справедливости и нравственности в истинных значениях этих понятий; естественным образом согласовывались с требованиями нового уклада жизни по совести. Всё это способствовало тому, что социалистическая система ценностей нигде так скоро и плодотворно не прижилась, как на русской почве.
Не была случайностью и Революция [33] . Несмотря на все свои болезненные вывихи, Революция в целом была явлением здоровым, исторически необходимым и неизбежным. Революционеры были правы, поскольку рушили и отбрасывали эксплуататорский буржуазный строй, косный обскурантизм и вообще всё реакционное, и искали справедливого решения социально-экономических проблем. Другое дело, что вопреки легковесному оптимизму, эти попытки не принесли такого успеха, который ожидался. Развязать узел накопившихся за целое тысячелетие классовых, сословных, национальных и иных противоречий в общей революционной неразберихе было чрезвычайно трудно; не хватало понимания (и желания понять), опыта, знаний, ресурсов. Всё это не могло не отразиться на ходе событий.
33
Революция, произошедшая в октябре 1917 г., была СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ, а не большевистской. Ни собственно Русский Народ, ни другие подвластные народы не захотели более терпеть помещиков, фабрикантов, попов, генералов, чиновников и прочих буржуев. 12 ноября 1917 г. состоялись выборы в Учредительное собрание, на которых почти 90 % (!) избирателей проголосовало ЗА СОЦИАЛИСТОВ (в том числе 58 % за эсеров). Большевики же получили всего 25 %.
Большевики взяли власть, вернее — подняли её, выпавшую из рук бессильного Временного правительства [34] , но что делать дальше, как строить светлое будущее — никто толком не знал. Умозрительные теоретические установки Маркса в лапотной России не срабатывали. И попытка воплощения социалистических идей на государственном уровне оказалась во многом неудачной и обернулась своеобразной антиутопией.
Марксизм — это название социально-политической доктрины, «экономический материализм» по определению Бакунина.
34
Никакого штурма не было: Зимний дворец защищала лишь горстка юнкеров и женский батальон Марии Бочкарёвой. Да и они не оказали должного сопротивления и были просто разоружены.
Коммунизм (социализм) — это идеальное общественное устройство, о котором всегда мечтали люди. Широко распространённое, но тем не менее ложное отождествление понятий марксизма и коммунизма (социализма) возникло лишь на рубеже XIX и XX веков.
В российских же условиях марксизм претерпел такую трансформацию, что стал уже не марксизмом, а большевизмом, имеющим мало общего со своим исходным образцом. Как книжное православие не смогло изменить изначальную Языческую суть русской души, так не смог изменить её и книжный марксизм.
Испанский философ и социолог Хосе Ортега-и-Гасет никак не верил, что в крестьянской патриархальной России марксизм смог пустить глубокие корни. Перед Второй мировой войной он посетил СССР и убедился, что был прав: Россия под тонкой плёнкой марксистских идей оставалась страной с традиционным укладом жизни. Вот его слова: «Россия настолько же марксистская, насколько германцы Священной Римской империи были римлянами».
Народная стихия приспособила к себе марксизм, восприняв из него лишь то немногое, простое и ясное, что соответствовало её исконной Языческой сути, отвечало её представлениям о справедливом распределении жизненных благ: общинность, солидарность, нестяжательство, борьба с социальным злом в лице всяческих господ. Слово «социализм» было чуждо крестьянскому уху, зато лозунг «Вся власть Советам!» был воспринят на ура, ибо пробуждал могущественный национальный архетип.
Генерал А.А. Брусилов писал в книге «Мои воспоминания»: «Их совершенно не интересовал Интернационал, коммунизм и тому подобные вопросы, они только усвоили себе следующие начала будущей свободной жизни: немедленно мир во что бы то ни стало, отобрание от всего имущественного класса, к какому бы он сословию ни принадлежал, всего имущества, уничтожение помещика и вообще барина».
Марксизм в его большевистском преломлении — это, собственно, уже не столько марксизм как абстрактное экономико-политическое учение, сколько советизм — попытка конкретной реализации социализма в Советской России.
Надо признать, что, несмотря на послевоенную разруху, жесточайшие методы, идеологическое засилье и подавление всякого инакомыслия, этот «социализм» всё же позволил снять основные противоречия, существовавшие в царской России, сломать многие вредные буржуазные стереотипы и создать определённый задел для духовного развития.
К 1921 г. интернационалистам Ленину и Троцкому, парадоксальным образом стоявшим на страже русских национальных интересов протии раздела союзниками бывшей Российской империи, удалось, казалось бы, невозможное — победа над белыми и интервентами, преодоление хаоса, восстановление целостного единого государства.
С другой стороны, несмотря на все исторические заслуги большевиков в борьбе с интервенцией Антанты, их «диктатура пролетариата» в крестьянской стране была направлена не только против классовых врагов, но ударила по основной массе населения, так сказать, «по своим». Но в том-то и дело, что «своими» их большевистские лидеры никогда и не считали. Более того, как это ни покажется странным на первый взгляд, самую мощную и смертельную опасность «пролетарской диктатуре» большевики видели во всколыхнувшейся, ощетинившейся штыками крестьянской, мужицкой стихии — в раскрепощённом Русском Духе. Ленин неоднократно подчёркивал, что «гигантская мелкобуржуазная волна куда страшнее, чем Деникин, Колчак и Юденич, вместе взятые» [35] . Он прекрасно понимал, что общенародная повстанческая волна может смести всё большевистское ко- миссародержавие, как сухой помёт.
35
Вождь пролетариата почему-то вообще называл истинно революционный, левый уклон в социалистическом движении полюбившимся ему словечком «мелкобуржуазный» и клеймил «левый оппортунизм» в статьях «О „левом“ ребячестве и о мелкобуржуазности» (май 1918), «Детская болезнь „левизна!“ в коммунизме» (апр. 1920) и других.
Уже в 1918 г. были изгнаны из «советов» и запрещены все левые революционные партии и организации (анархисты, эсеры и др.), а их участники подверглись репрессиям