Призрак миссис Рочестер
Шрифт:
Вечернее платье и высокие каблуки. Помню, как меня зацепила эта деталь, когда об этом без конца кричали в СМИ.
– Ну, – Отис хлопнул в ладони, – падай, отдыхай. Кровать вполне удобная, сам проверял. – Он покачивался с пятки на носок в тапочках, как делал всегда. – Я очень рад, что ты здесь, Джени, правда. Ты сделала правильный выбор. Вот увидишь.
Пока что на правильный выбор похоже не было, но я выдавила улыбку.
– Я по тебе очень скучала, О.
– И я тоже. Как сумасшедший. Но теперь мы снова рядом, прикрываем друг другу спины. Присматриваем друг за другом – как когда
– Еще бы.
Мы снова обнялись, и Отис ушел. Вскоре его шаги стихли в отдалении. Какой одинокий звук.
Я вытащила телефон: всего одна полоска, и та, мигнув, исчезла, точно потухшая свеча.
Наверху кухонного шкафа стоял черный стационарный телефон, и никакого тебе гудка в трубке.
Да и кому мне звонить в это время?
Сумка с туалетными принадлежностями отправилась в простенькую ванную. Натужно закряхтев, кран выплюнул по очереди порции ледяной воды и кипятка.
Отерев лицо от дорожной пыли и почистив зубы, я устало дотащилась до комнаты и начала распаковывать вещи. От миниатюрного, встроенного в стену с отшелушивающимися обоями шкафа для одежды пахло как в доме пожилой незамужней тетушки и еще пылью. Ящики заело, и я с трудом выдернула верхний. Он был забит журналами мод: Harper’s Bazaar, Marie Claire и другими.
Я открыла один, Vanity Fair от две тысячи тринадцатого года, на страничке с загнутым уголком. Реклама Lancome во всю страницу: Беатрис Мак-Адамс на вершине своей карьеры. Изысканное серебристое существо c зелеными, подернутыми дымкой глазами.
Похоже, все журналы в ящике с загнутыми уголками. Я пролистала еще несколько до отмеченных страниц: на каждой – фотография Беатрис на пике славы.
Журналы отправились кучей на пол. Уложив вместо них свое белье, шорты и топы, я наконец стянула мятые дорожные вещи и переоделась в пижаму – тонкую белую рубашку, купленную специально для, как я думала, мягких калифорнийских ночей. Она чувственно облегала колени, и я мельком увидела отражение в позолоченном зеркале над камином: невысокая бледная девушка в полупрозрачной ночной рубашке.
Не красавица. Просто «довольно милая».
Мне неожиданно захотелось нежного прикосновения.
Чувство удивило меня. Уже год, как я заперла эту часть себя глубоко внутри. Так почему же сейчас, в измотанном состоянии, в странной новой обстановке, так далеко от всего, что я считала домом, меня неожиданно охватило желание? Я подошла ближе к зеркалу, уже крапчатому от старости, будто его темные глубины могли подсказать ответ.
В отражении за мной что-то шевельнулось.
Я так и подпрыгнула на месте.
Прямо за стеклянными дверьми парила чья-то фигура. Туманная, белесая. Бестелесная.
Сердце забилось как сумасшедшее.
– Мама?.. – невольно вырвалось у меня.
Кто бы или что бы то ни было, оно отступило в темноту.
Пару мгновений я стояла неподвижно. А затем решительно повернулась и пошла к дверям. Прижалась к стеклу, прикрывшись ладонями от света, но снаружи только лунный свет мерцал между ветвей дерева, покачивающегося на ветру. У меня вырвался смешок. Как это похоже на меня – представить вместо лунного света призрак мамы.
Отперев дверь, я дернула створку, туго поехавшую
Черная гладь с белыми, будто светящимися гребешками волн тянулась, докуда хватало глаз. Едва заметный абрис утесов виднелся слева, с растущим у самого обрыва кипарисом, напоминающим силуэт сумасшедшей с разметавшимися волосами.
Прибой шумел так, что теперь скорее напоминал канонаду. Выстрелы пушек звучали один за другим. Артиллерия не умолкала.
И вдруг по коже побежали мурашки.
Такие мурашки расползаются от шеи и по всей макушке, когда за тобой кто-то наблюдает.
Я шмыгнула обратно в дом, дернула за стеклянную дверь и заперла ее на задвижку. Затем проверила входную дверь: там была замочная скважина из тех, в форме черепа, что делали для больших старомодных ключей.
Но ключа у меня не было. Внутри начала подниматься паника.
Прекрати! Сама себя пугаешь! Это все усталость. И дезориентирующий эффект от новой обстановки.
Просто надо поспать.
Я забралась в кровать, наслаждаясь свежестью белья, и укрылась пледом. Снова вспомнила о призрачной фигуре в зеркале, и в голову закралась другая мысль. Безумная женщина в вечернем платье.
Беатрис.
А затем меня утянуло в сон.
Глава четвертая
Проснулась я в сказке невиданной красоты. За стеклянными дверьми дымчатой синевой до самого горизонта тянулось море, окруженное всполохами лилового, охристого и темно-зеленого – отвесными утесами. Над водой скользили пеликаны. Колибри мелькнула у стекла, искрясь рубиновыми и изумрудными красками, и исчезла.
Ничего призрачного. Никаких тебе гоблинов.
Я посмотрела на часы: 10:58 утра!
Пришлось вытаскивать себя из кровати, и прямо под контрастный душ. Помывшись зеленым, похожим на маринад мылом с краешка ванной, я натянула первые попавшиеся вещи – канареечно-желтую хлопковую рубашку и белые брюки-капри. В кухоньке я нашла упаковку свежей кустовой фасоли, апельсиновый сок и домашние клюквенные кексы. А еще Отис помнил, что вместо сахара я предпочитаю мед.
Приготовив себе кофе в помятой кофемашине, я взяла исходящую паром чашку и маффин на террасу. Кирпич местами раскрошился и осыпался, но позавтракала я, сидя на ступеньках, ведущих дальше в поместье.
В отдалении жужжала электропила, двое мужчин что-то кричали друг другу на языке, напоминающем испанский, если на нем говорить под водой. Время от времени откуда-то снизу доносился лай собак. Меня накрыло чувством невероятного комфорта.
Раздался звук эсэмэс.
«Тебя еще не убили?»
Я широко улыбнулась. Уэйд О’Коннор. Сейчас он преподавал в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса, попутно подыскивая себе подработку сценаристом.
«Еще нет. Мистер Р. даже не здесь», – ответила я.
«Они поселили тебя на зловещем чердаке?»
«Не-а. Деревенский коттедж с офигенным видом. Я в раю!!»
«М-да? Не ешь отравленные яблоки. Отвратительная смерть. Муа-ха-ха».
«Постараюсь изо всех сил».