Призрак Проститутки
Шрифт:
Значит, надо еще раз прочесть вам лекцию. Обещаю не слишком растянуть ее. Главный принцип, лежащий в основе Альфы и Омеги, состоит в том, что они не являются контейнерами психики: та, что слева, проституирует, занимается бизнесом, бейсболом, напивается на вечеринках, тогда как другая размышляет о философии и читает вашу почту. На это попадаются все. Они начинают рассматривать Альфу и Омегу как две переметные сумы. Положите весь ваш опыт в одну, а все остальное — в другую.
Ничего подобного. Я говорю: помножьте на два сложные особенности человеческой личности. Считайте, что в каждом из нас сидят два разных человека. Оба они более или менее хорошо развиты. Труднее понять то, что каждый является не менее сложным и законченным как личность. Так, Альфа и Омега не только могут быть неврастеничками, но обладают способностью страдать разными неврозами. (Эта ужасная ситуация возникает, конечно, у отчаянно больных людей.)
Я рассуждаю далее, что одна из них, Омега, зародилась в яйце и потому больше знает о вещах таинственных: зачатии, рождении, смерти, ночи, луне, вечности, карме, призраках, божествах, мифах, магии, нашем первобытном прошлом и т. п. Другая, Альфа — создание устремленной вперед энергии спермы, — честолюбива, слепа ко всему, кроме собственной цели, больше ориентирована на предпринимательство, технику, помол зерна, ремонт мельницы, строительство мостов между деньгами и властью und so weier[69].
Имея столь четкое разграничение персоналий Альфы и Омеги, мы должны быть в состоянии — при наличии определенных навыков, которыми — увы! — мы на данный момент не располагаем, — выделять их при анализе индивидуумов. В психологии мы пытаемся понять пациентов с помощью применения к ним схемы, похожей на водопровод (Фрейд), или действуем вслепую исходя из того, что существует единая психика и она подобна океану (Юнг). Гарри, я начинаю думать, что в мире полно гениев, но лишь немногие из них выживают. Остальные погибают от отчаяния, что им приходится повторяться. (Поскольку я, безусловно, не гений, возможно, я выживу.) Но я, безусловно, должна снова и снова повторять, что Альфа и Омега — разные индивиды. Каждая Альфа, каждая Омега не похожи на других. Одна Омега может быть натурой артистической, ночной птицей, провидицей; другая Омега может быть Омегой только по названию, как, например, можно, я думаю, встретить сицилийца с голубыми глазами, блондина и весельчака. То же относится и к Альфе. Случается, Альфа и Омега занимают друг у друга или же крадут те или иные качества. В конце концов, они ведь взаимосвязаны, как полушария мозга. Они могут влиять друг на друга или всю жизнь бороться друг с другом за власть. Примером является брак. Или, если угодно, республиканцы и демократы. Или сторонники царя и большевики — не потому ли русские раздирают себя на куски и так отчаянно пьют? Ваш Шеви Фуэртес — великолепный пример состояния вечной войны между Альфой и Омегой. Вы сами это утверждаете, говоря, что он на пятьдесят один процент с нами, а на сорок девять против нас и что он действует в состоянии глубокой депрессии. Ну хорошо, сэр, фундаментальные концепции установлены, перейдем теперь к шалостям в блудном доме. Омега в самом акте почти — а может быть, и вовсе — не участвует, пишете вы не очень уверенно, словно священник, старающийся не нюхать пальцы, дотронувшиеся до собачьего дерьма. Затем, нимало не смущаясь, вы принимаетесь рассуждать об Альфе и ее захватах. Господи, какой же фарс! Извините, если я груба, но я начинаю сознавать, как укоренился во мне императив территории. Так что не делайте слабых попыток пользоваться моей терминологией. Что касается секса, то Альфа и Омега участвуют в акте, но приобретают разный опыт. Столь же разный, как у двух людей, которые сидели рядом на спектакле и вышли из театра с разной критической реакцией и несколько разным представлением о том, что они видели. Следовательно, когда вы говорите, что Омега не участвовала в акте, тем самым вы раскрываете, что в вопросах секса кораблем вашим железной рукой правит Альфа. Альфа не слушает интерпретаций, какие дает пережитому Омега. Это аналогично фашизму. Ваше спокойное восприятие того, что половина вашего существа безразлична к сексу, говорит о том, что, сами того не подозревая, вы в сексе фашист. Такова правда, и я рада, что я это сказала.
Вы находите меня мстительной? Ведь я теперь мать. Всякий раз, как Кристофер начинает плакать среди ночи — а это случалось совершенно необъяснимо несколько раз с тех пор, как ваша брошь прибыла по почте, — я готова была проклясть вас и однажды чуть было не прокляла, но все-таки сдержалась: я серьезно отношусь к проклятиям.
Час спустя — после кормежки Кристофера
А сейчас я снова вас люблю. Я только что отдала Кристоферу лучшие соки обоих моих темпераментов, и ему это, кажется, понравилось. Мы сближались все больше и больше и под конец уже были двумя мирами, крутившимися в одном ритме. Его пальчики постукивали по моей груди подобно тому, как толстяк постукивает по своему животу после хорошего обеда. Такого еще не бывало.
И я вдруг поняла, что в долгу перед вами. Я была так ласкова с малышом, потому что выбросила из себя все бяки в письме к вам, которое должно ранить вас во все уязвимые места. Ну, как сказал бы Хью, пора вам закаляться.
Открою секрет: у меня припасено для вас абсолютное чудо, завернутое в бархат. Вы и поверить не можете, как вам повезло. Недели две назад мы с Хью решили побольше узнать о вашем назначенном шефе и пригласили Ховарда Ханта и его жену Дороти на ужин. О Исусе Христе, сколько я всего могу вам рассказать! Но вам придется подождать до следующего письма. Я слышу, муж поворачивает ключ в замке.
После полуночи
Хью в виде исключения заснул раньше меня, а я хочу преподнести вам то приятное, что у меня есть.
Однако не сразу. Вам нужно знать предпосылки. Видите ли, Ховард и Дороти были приглашены на ужин по плану Монтегю. Хью ничего не делает просто так. Хотя это, безусловно, не принадлежит к числу самых обаятельных его черт, признаюсь, я сама поражаюсь, как часто он заставляет меня выступать в качестве лояльного подчиненного (низшего чина), а ведь я была так им избалована в начале нашего брака! Дело кончается тем, что я тружусь на него, выполняя его планы, как грандиозные, так и глупые. В данном случае в связи с приглашением Хантов, надо сказать, что Хью, хотя он в этом и не признается, обижен на начальство, которое во время легендарного Четверга высокого уровня чуть не устроило дворцовый переворот. Я никогда с вами об этом не говорила, но идет необъявленная война за наследие, а именно: за то, кто сменит Аллена. Подагра у старика разыгрывается все чаще и чаще.
Однако несмотря на то что работы было по горло и у меня появился Кристофер, Хью вскоре после провала Четверга на высоком уровне объявил мне: «Давай подберем кандидатов для приглашения на ужин».
В результате после вашего отъезда наиболее достойные по двое и по четверо дважды в неделю приезжали к нам ужинать. Хью загорелся желанием найти среди возможных преемников директора человека, который в разумной степени симпатизировал бы его целям, и к этому времени просмотрел почти всех возможных кандидатов. Бедный Хью! Добившись всего в результате своих исключительных способностей, он вынужден становиться политиканом! Возможно, он и прав. Когда Аллен выйдет в отставку, для нашего Монтегю будет крайне важно, кто станет его преемником. Та роль, какую играет сейчас Хью, идеально ему подходит. Только такой романтик, как Аллен Даллес, мог посадить Хью на место, которое молодой Аллен выбрал бы для себя. Вы шутили по поводу УПЫРЯ. Ох, милый мальчик, уж этот УПЫРЬ! Я сотню раз говорила Хью, чтобы он переменил кличку на ВОРОТА, или ОСОБНЯКИ, или КОНЮШНИ, но нет, он желает именоваться УПЫРЕМ. Ну, УПЫРЬ — это дело сверхсекретное. Я опьянела? Видите ли, я заглатываю немало хереса, пока пишу. Херес столетней давности вызывает у меня любовь даже к дереву, из которого сделан стол, за которым я пишу. Итак, мы имеем Хью и Аллена с УПЫРЕМ — оба получили то, чего хотели. Sanctum sanctum[70] для двоих. Внешне в УПЫРЕ десятки хорошо снабженных оборудованием специалистов работают на Хью со сверхсекретными досье и всего на шаг удалены от Аллена. Они выискивают по всей Фирме маленькие тревожные очажки, и преемник Аллена, если он достаточно умен, должен будет оценить деятельность УПЫРЯ. Таким образом, Хью приглашает людей для оценки, и на данный момент выбор его пал на Дикки Хелмса. Хелмс никогда не станет обеими ногами на какую-то одну сторону, пока не отыщет на ней туфель. В то же время, по мнению Хью, склонен будет поддержать существование УПЫРЯ.
Ну, когда у нас перебывали все возможные преемники директора, какие находятся сейчас в Вашингтоне, Хью, приобретя вкус к игре, стал приглашать людей второго ранга, которые могли бы бросить свет на людей высшего ранга.
Вот тут я решила использовать это и для моих целей. «Давай пригласим Ховарда Ханта», — сказала я.
«Ты имеешь в виду И. Ховарда Ханта? — спросил Хью. — Как же мы будем к нему обращаться? Просто И.? Или И. Ховард? Хов. И-и?» Так любит шутить Хью, когда мы вдвоем. На публике это никогда не проявляется. В такие минуты он становится похож на гогочущего ковбоя. Не забудьте: Хью объезжал мустангов, когда его ноги едва доставали до педалей детского велосипеда. Настоящий колорадский ковбой!
Итак, я уговорила Хью пригласить Хов. И. Сказала моему красавчику, что Хант был в Гватемале. По мнению Хью, это еще может оказаться самой катастрофической победой Америки. Да, мой дорогой, катастрофической. Хью считает, что это на десятилетия направило нас не в ту сторону. Он несколько недель не хотел разговаривать с Алленом после того, как управление с помощью Ханта и некоторых его дружков выкурило из Гватемалы Арбенса. Вот я и уговорила Хью присмотреться к И. Ховарду Ханту и его жене.
Милый, не могу дальше. Я все-таки не сука. И я докончу письмо завтра. Понять не могу, с чего я принялась за херес. Нет, знаю. Слишком многое я раскрываю и чувствую, что поступаю нелояльно к Хью. Но я хочу получать от вас тайные письма и должна за это платить. Головка закружилась. На этом я заканчиваю. Кристофер зашевелился.
К.
9
28 января 1957 года
Гарри, дорогой!
Не стала отправлять вчерашнее письмо, пока не перечитала его. Оно совсем не такое страшное, как я опасалась. Неосторожное — да, но разве мы не решили обмениваться именно такими письмами?
Теперь о том, что послужило поводом для письма. Об И. Ховарде Ханте. После первых же пяти минут стало ясно, что мы с Хью пригласили на ужин очень честолюбивого человека. Позже мы оба пришли к мнению, что больше всего на свете мистер Хант хочет стать директором ЦРУ. Это желание, думаю, представляется скорее патетическим, чем страшноватым.