Призрак Проститутки
Шрифт:
«А какая жалость, что ты не демократ».
«Артиме, я сейчас докажу тебе, что ты не прав. Видишь ли, мы не собираемся тебя убивать. Учитывая обстоятельства, это очень демократично. Мы знаем, существует мнение, что мы должны быть уничтожены, — ну и пусть существует. Скажи мне, что это не великодушно. Революция дарит вам жизнь. Вы могли быть приговорены к тридцати годам тюрьмы, но вы не отсидите свой срок. Раз американцы так вас ценят, мы готовы отдать вас за выкуп. Через четыре месяца никого из вас здесь не будет».
Ну, как мы знаем, на это ушло восемь месяцев.
К концу нашего вечера Артиме перешел к другой теме.
«Мы еще должны начать настоящую борьбу», — сказал он нам с Ховардом.
«Вы еще не готовы быстро начать новую акцию», — возразил Ховард.
«Физически мы еще не оправились, это верно. Но мы скоро будем готовы. Мне жаль того, кто полагает, что сумеет нас остановить».
«Джек Кеннеди может вас остановить, — сказал Хант. — Он считает, надо действовать сразу с двух направлений. Предупреждаю вас, Мануэль, до меня дошли слухи, что Белый дом готов заключить сделку с Кастро».
«Сатана — это человек, у которого голова посажена задом наперед», — сказал Артиме.
Хант кивнул с глубокомысленным видом.
«Улыбчивый Джек», — произнес он.
Хант изменился, Киттредж. В нем всегда кипела злость — наполовину против коммунистов, а наполовину против того, что его достижения остаются непризнанными. Теперь же ненависть прорывается у него сквозь неизменную любезность. И когда это происходит, впечатление создается пренеприятное. Хант не должен показывать такую сторону своей натуры.
«Многие из нас, — заметил Артиме, — не имеют четкого представления о братьях Кеннеди. К примеру, на прошлой неделе братец Бобби взял меня с собой на лыжную прогулку. Не могу сказать, чтобы он мне не нравился. Когда он увидел, что я не умею кататься на лыжах, но готов съехать с любого склона и съезжал, пока не свалился, он смеялся до упаду и сказал: „Вот теперь я видел огонь на льду“.»
«Кеннеди умеют очаровывать тех, кого хотят перетянуть на свою сторону», — сказал Хант.
«Со всем уважением, дон Эдуарде, должен сказать, я верю, что брат президента серьезен относительно Кубы. Он говорит, что у него есть новые планы и он хочет, чтобы я возглавил их осуществление».
Хант сказал: «Я бы порекомендовал вам развивать собственную операцию. Когда у вас появятся частные спонсоры и вы избавитесь от опеки правительства, я знаю людей, которые помогут вам куда больше, чем если вы будете действовать на поводу у Кеннеди».
Артиме сказал: «Не люблю сложностей. Я слышал, как президент заявил:
„Настанет день, когда этот флаг возвратится в свободную Гавану“. Для меня это звучит как абсолютная поддержка нашего дела».
Хант улыбнулся. Отхлебнул из стакана.
«Я повторяю ваши слова. Сатана — это человек, у которого голова посажена задом наперед».
Артиме вздохнул.
«Не стану делать вид, будто у моих людей единое мнение насчет братьев Кеннеди».
«Я слышал, некоторые из вас не хотели вручать флаг Бригады Кеннеди».
«Мы по этому вопросу разделились. Это правда. Я сам не был уверен, что это правильно, — сказал Артиме. — Должен признаться, теперь, после того как Бобби взял меня с собой кататься на лыжах, я больше люблю эту семью».
«В самом деле? — спросил Хант. — А флаг, что вы вручили Джеку, — это был оригинал или копия?»
Вид у Артиме был самый несчастный. Он бросил на меня взгляд, но Хант повел рукой, как бы давая понять: «Все в порядке. Он из наших». Это меня удивило. Хант не из тех, кто безоглядно доверяет столь далекому от всех этих дел человеку, как я.
«Так это была копия?» — не отступался он.
Артиме наклонил голову.
«Мы пошли на компромисс. Сделали дубликат флага. И президенту Кеннеди вручили подложный. Я не рад такому обману. Часть той силы, которой мы наделили наш флаг, может теперь исчезнуть».
Хант был на удивление доволен таким ответом. И сейчас, по-моему, я понимаю почему. Поскольку это было рассказано ему не конфиденциально, а при мне, он считал, что может теперь поделиться новостью с другими. Киттредж, мои чувства к Джеку едва ли можно назвать устоявшимися, но от враждебности Ханта мне просто не по себе.
Ночью мне приснился необыкновенный сон, в котором Фидель Кастро и Мануэль Артиме вступили в спор. Артиме сказал: «Ты, Кастро, не понимаешь характера веры. Я здесь не для того, чтоб защищать богачей. Но я должен сострадать им, ибо Господь не простит им алчности. Господь бережет особое милосердие для бедняков. На небесах несправедливость восстанавливается. Ты, Фидель, утверждаешь, что стараешься ради бедняков, но ты же совершаешь убийства их именем. Ты скрепляешь свою революцию кровью. Ты ослепляешь бедняков материальными благами и тем самым затемняешь их видение Бога».
«Chico, — ответил Кастро, — совершенно ясно, что мы придерживаемся противоположных точек зрения. Один из нас должен быть не прав. Следовательно, давай рассмотрим твою точку зрения, исходя из такого предположения. Если я не прав, то все люди, которым я причинил зло, будут, безусловно, хорошо приняты на небесах. Если же, Артиме, с другой стороны, Бога, который наказывает богатых и неправедных в последующей жизни, не существует, что ты скажешь по поводу всех наших крестьян, которых убили ваши солдаты? Ты убил их по дороге в Хирон из страха, что коммунизм может преуспеть на Кубе. В этом случае твои солдаты погубили не только свои жизни, но и жизни наших людей. Так что, Мануэль, выбирай-ка мой путь. Тогда, рассуждая логически, кто бы из нас ни оказался прав, ты будешь лучше выглядеть».
Сон этот, Киттредж, закончился прелюбопытным образом. Внезапно прогремел голос Билла Харви: «Оба вы ошибаетесь. Справедливости не существует. Существует только Игра». И последние два слова звучали в моих ушах, пока я не проснулся.
Есть у вас какие-нибудь новости о Бешеном Билле? По распространившемуся здесь слуху его выперли — или выдворили? — резидентом в Италию.
Всегда ваш
Гарри.
25
15 февраля 1962 года
Дорогой мой Гарри!