Призрак самого Отчаяния
Шрифт:
– А, по-моему, тебе красиво с длинными...- задушевно начала я.
– Лучше скажи, куда ножницы дела. Пока тебя тут не было, все было на месте.
– Не подстригай их. Вот... – И я сняла с волос любимую серебристую заколку. Она когда-то была в наборе с расческой, резиночками и прочей ерундой, а теперь стала совсем одинокой, так как оставшаяся часть набора оказалась не такой прочной и качественной, как она.
Он посмотрел на меня с таким удивлением.
– Ты сошла с ума! Я еще женскими заколками не пользовался.
– Она не женская. Она почти без рисунка. Да и кто в темноте тебя разглядывать будет! – я подбросила ее в воздух. Он поймал ее и долго вертел в руках.
– Ладно, сейчас попробую заколоть. – Он взял ее в рот и двумя руками стал собирать волосы в хвост. – Фсе не жакалывается.
–
– Не надо, я фам.... Тьфу! Она не держит.
– А ты ее зафиксируй в другом положении. Смотри, какая красота!
Спереди, наискось, почти закрывая один глаз, висело то, что не вошло в официальную прическу. Было необычно видеть его таким, и он это почувствовал и мрачно заключил:
– Теперь я буду пугать врагов только одним своим видом.
– Ну, это сначала только кривовато и непривычно, а так привыкнешь и приспособишься и...
– Не... Может лучше ножницы найдем.
– Не надо. Ты мне так больше нравишься...
Элис шумно вздохнул.
– Мне пора. – сказал он, поднимаясь... – Хотя подожди. Раз уж ты здесь, будь осторожнее. Здесь, вдали от цивилизации, может случиться все, что угодно. Это там твоя жизнь была защищена законом, здесь она ничего не стоит. Здесь даже для людей не действуют законы того мира. Ты помнишь, что написано в контракте? Если ты умрешь здесь, никто не станет докапываться до истины, никто не станет искать виновных, а в случае чего скажут: «Она знала, на что идет. Вот ее подпись». Всегда легко свалить всю вину на внешние факторы, чтобы избавиться от неудобных, слишком много знающих или бесполезных людей. Если ты еще веришь в человечность – забудь об этом. На-всег-да. Вот. Я не могу сделать для тебя большего – и он снял с шеи многократно обмотанную черную тесьму, а на ней был тонкий и длинный, серебристый крест с одним мерцающим белым камнем. Никогда бы не подумала, что он верит в Бога.
– Я больше не верю в Бога. Если он есть, то он – несправедлив. Но если он есть, то пусть опровергнет мои слова и сохранит тебя. – он вложил крест мне в руку. У меня пропал дар речи.
– Но так как надежды на Господа мало. Чтобы выжить. Вот. Не узнаешь? – он отстегнул с пояса нож. Я узнала его, я видела его раньше. – Он чуть не убил тебя, может он и спасет тебе жизнь. Помни, никому не верь... никому... не делай глупостей... а теперь прощай. Через неделю прилетит вертолет. Улетай, улетай на нем. И никогда не возвращайся. Ты всегда можешь отказаться от жизни здесь. Надеюсь, это наша последняя встреча. Прощай. Прощай навсегда, Наора Герус. – он усмехнулся и ушел, не оглядываясь.
– До свидания, Франсуа Элис... – медленно сказала я, когда дверь за ним закрылась окончательно.
Все, что я себе представляла, сжимая в руках контракт, оказалось не таким занимательным и замечательным. Я сижу взаперти, на улицу меня стараются не выпускать, оружие – не давать, потому, что не стерлась память об одном неприятном эпизоде с моим непосредственным участием. Но меня это вполне устраивает – другие на улицу тоже не торопятся выходить. Последний раз я была на улице, когда сломался генератор. В тот день, Мирьям, как раз собиралась написать очередную программу на выбивание дополнительного финансирования проекта. Она сидела в своем кабинете с портативным компьютером, как вдруг по всей территории нашего аванпоста вырубился свет. Она едва успела сохранить информацию и перейти на экономный режим. Мы чуть не оглохли от того, как она орала в наушник. Отдавая приказы направо и налево, она ругалась так, что держа наушник на расстоянии вытянутой руки можно было серьезно пополнить свой словарный запас. Наконец нашли источник бед – навес генератора проломился под тяжестью снега, и ... короче, чтобы его починить, нужно было выйти на улицу. Решили выходить попарно. Мы не знали, насколько серьезно там все было сломано, поэтому пока Доминик, одетый в две куртки и перчатки без пальцев, сидел и пытался вернуть нам свет и тепло, кто-то должен был дежурить рядом с оружием. Проблема заключалась в том, что, несмотря на курсы обучения владения пистолетом, многие не знали, с чем придется столкнуться. Большинство членов проекта ограничивались лишь походом от вертолета к аванпосту, который расположен прямо на уже знакомой мне площади с безголовой и однорукой
– Какого черта, вас всех вынесло на улицу? И какого черта ты стреляла? – женщина встряхнула головой и по плечам рассыпалась копна волос.
– У нас тут неполадки с техникой. – замялся Доминик.
– Еще бы чуть-чуть и горячий душ, на который я так рассчитывала, сделал мне ручкой.
– она почесала щеку. В смутных очертаниях горящего над Домиником фонаря. Я увидела, что волосы у нее темно-медные, а глаза светлые, а еще я увидела небольшую вмятину на щеке.
– А света и так нет. Душа тоже и отопления. – нервно сказа я. Я чуть не убила человека. Я чуть не убила человека. Чуть не стала... убийцей.
– Расслабься. – она хлопнула меня по плечу и зашла внутрь. – Ладно. Я подежурю. Так уж и быть. А ты... – она взглянула на меня. – Правильно делала, что стреляла. Если бы это была не я, то было бы уже поздно. Иди, грейся. Она шмыгнула носом и прислонилась к стене. А я, поплелась по коридору аванпоста, освещенному аварийными лампами получать очередной выговор. Выговор состоялся. Мирьям сама лично была свидетелем моего «непростительного поведения».
– Что ты себе позволяешь! Ты с ума сошла применять оружие! Да я тебе впредь острее веника ничего не доверю! – Мирьям кипятилась. – Все! Ты исчерпала свой лимит доверия!
– Пожалуйста, – сказала я и вышла.
– Разговор еще не окончен. – сказала она жестко.
– Для меня он окончен. – равнодушно бросила я. Нет смысла держаться за Аванпост. Нет смысла стараться. Просто нет.
– Я не понимаю, почему ты открыла огонь без предупреждения? Ты себе не представляешь...
«Да, это вы не представляете... сидите тут как крысы. Вы не видели настоящей опасности, разве что на мониторе. А я видела... Я видела оторванную ногу, которую утаскивали под фундамент, я видела тварь так, как сейчас вижу тебя... Ну, есть даже определенное сходство...»
– Ты меня слышишь?!! Чтоб больше такого не было!!!- она была красная от злости, кутаясь в черную шаль, она заняла эффектную позу в кресле, а я стояла в дверном проеме, грея руки в рукавах свитера.
– Простите, это не повториться. – Мне прямо чесалось высказать ей все наболевшее, но я не осмелилась. Первый выговор в личное дело я уже получила.
Я сидела на диване в общей комнате и думала о бессмысленности такой жизни.
– Ты как?
Я вздрогнула от неожиданности. Женщина, которую я чуть не пристрелила, стояла в дверном проеме, в свитере, в бриджах и сапогах. Свитер был рыжий, штаны и сапоги коричневые, а волосы, которых казалось необъяснимо, много вились мелкими кольцами, не медного, а больше светлого цвета. У нее были правильные черты лица, большие глаза и изумительная улыбка. Она плавно прошла и села рядом, спросив уже после того, как приземлилась на диван, разрешения.
– Сильно ругали? – спросила она с неподдельным сочувствием, что я почувствовала себя маленьким ребенком, которого утешают. Мне захотелось выговориться, довериться, но здесь нельзя никому доверять, поэтому я ответила, как можно беззаботней:
– Нет.
Она улыбнулась и протянула узкую руку:
– Джинджер.
Я коротко пожала ее и ответила:
– Наора.
– Слушай, Наора, можно я тут пока посижу, душ еще не нагрелся, а у меня нет желания мыться холодной водой. Я и так промерзла, пока караулила. – Джинджер поежилась и откинулась на спинку.