Призрак счастья
Шрифт:
— Малышу повезло с матерью. Вы, я уверен, сможете сделать из него настоящего человека. Кто, как не вы.
— Очень двусмысленно звучит, но все равно, спасибо.
— Нет, нет, Аэлита Владимировна, я никак не хотел вас обидеть. Просто мне кажется, что вам тяжело, как бы вы ни пытались это скрывать. Рядом много настоящих мужчин, и рано или поздно вам придется выбрать одного из них. Мальчику нужен отец. Тогда у него не будет определенных комплексов ребенка, растущего в неполной семье.
Лита подняла брови: «Нет, это точно лишнее. Если каждый, приходящий к ней на прием, будет обсуждать ее личную жизнь… Получается, своими улыбками и добрым расположением она дала понять, что разрешает это? Не выйдет!» А вслух сказала:
— Еще раз спасибо. Вы слишком много внимания уделяете проблемам, не имеющим к вам отношения. Не засоряйте
— До свидания. Простите, если сказал лишнее.
— До свидания.
Когда за Жаровым закрылась дверь, Лита испытала двойственное чувство. Она уже не могла сказать, что очень рада встрече с ним. В его словах не было ничего предосудительного, но Лита болезненно отреагировала на попытку вмешаться в ее жизнь. Она должна уметь держать дистанцию между собой и приходящими на прием людьми. Это должно происходить незаметно, ненавязчиво. Расположение, которого она всегда добивалась, не предполагает дальнейшего сближения. Она на работе, и каждый человек, переступающий порог ее кабинета, нуждается в помощи психолога, страдает. Лита врачует, а не заводит новых друзей. Порой отношения становятся слишком доверительными. Наверное, это произошло и в случае с Жаровым. Он почувствовал прилив благодарности и некоего единения с женщиной, которая помогла ему обрести душевный покой. Жизнь войдет в свое русло, и впечатления от откровенных бесед станут менее яркими. К этому времени он забудет о своих советах, данных, быть может, от души. А Лита будет строить тактику общения, усложнять себе существование. И почему? Только потому, что благодарный мужчина заметил, что ее сыну нужен отец, а ей — надежный друг, супруг. Лита вздрогнула. Неужели она может поверить в реальность таких планов? Сегодня все словно сговорились: Антон, теперь Жаров. Завтра помощников найти ей свой путь в жизни станет еще больше. Лита откинулась на высокую спинку кресла и закрыла глаза. «Неужели они никогда не оставят меня в покое?» — подумала она, вкладывая в понятие «они» смысл, понятный только ей. Если первое время после смерти Георгия ни мама, ни отец, ни кто-либо из ее близкого окружения не позволяли себе малейших намеков на возможность изменения в ее судьбе, то постепенно все стало меняться. Ненавязчиво, издалека все чаще возникают темы, смысл которых сводится к необходимости иметь опору, тыл, а в одиночку такого не достигнуть. Лита делала вид, что не понимает прозрачных намеков, но с каждым разом ей было труднее и труднее делать это. Она боялась сорваться и наговорить грубостей людям, которые любят ее и желают добра. Каждый из них прав по-своему. Только почему-то они забывают, что последнее слово всегда будет за ней. Она не собирается искать обманчивый призрак счастья. Она не готова к каким-либо изменениям в своей судьбе. Ей вполне достаточно воспоминаний о трех безоблачных, сказочных годах, которые подарил ей Мартов, и маленького сына. Это предел ее желаний. Когда-то она мечтала только о том, чтобы почувствовать, как внутри нее появляется, растет новая жизнь. Слава богу, сбылось!
Вот он шагает своими пухленькими ножками и пытается посильнее ударить по убегающему мячу. Лита смотрела на него, чувствуя, как волна нежности и любви к нему сминает на своем пути все лишнее. «Нет ничего на свете важнее его покоя, здоровья, счастья. Остальное — только приложение к главному. Дети делают нас реальнее. Без них жизнь призрачна, и только занятость чужими проблемами становится постоянным спутником, придает значимость собственному существованию». Лита часто думала о том, какой бы она была теперь, если бы не Жорка? И не находила однозначного ответа. Каждый раз воображение рисовало ей разные варианты, и ни один из них Лите не был по душе.
Малыш в очередной раз упал и с недовольным сопением поднимался, потирая колени. Лита поставила чашку с кофе на стол и подошла к сыну. Подхватив его на руки, назидательно сказала:
— Учись подниматься, Жорка. Упасть может каждый, а вот подняться…
— Не слишком ли серьезные материи для такого крохи? — спросила появившаяся на пороге столовой Елена Васильевна.
— Он все понимает. Больше, чем мы думаем. Я должна учить его быть мужественным..
— Не переусердствуйте, Литочка. Все-таки он — ребенок и пока, прежде всего, нуждается в ласке, — убирая посуду, заметила Стеблова. — С этим невозможно переборщить, недодать — скорее. Дети должны расти в море любви и нежности, а правилам жизни они еще успеют научиться. Не нужно опережать события. Поверьте, я много лет наблюдала это на примерах, за которыми далеко ходить не надо.
Слова Елены Васильевны прозвучали двусмысленно. Своих детей Стебловой воспитывать не довелось, значит речь шла об Иване и Миле. Не нужно обладать сверхъестественной проницательностью, чтобы понять это. Лита насторожилась и, поставив малыша на пол, пристально посмотрела в сторону отвернувшейся женщины. Та молча занималась своим делом, как будто все, что хотела, она уже сказала. Но Литу не устраивала недосказанность.
— Елена Васильевна, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Вы же знаете, что меня полуправда никогда не устраивала.
— Аэлита, милая, часто легче не знать истины, иначе могут рухнуть все идеалы.
— О чем мы с вами пытаемся беседовать? — Мартова поняла, что начинает нервничать. Последнее время ей было трудно контролировать себя, как прежде. Любая мелочь выводила ее из себя, и женщине стоило немалых усилий сдерживать свои эмоции. Плюс эта угнетающая усталость, которая с самого утра давала о себе знать. Даже крепкий кофе не дает бодрости. Лита несколько раз глубоко вдохнула, посчитала до десяти и решила продолжить разговор. Стеблова чувствовала, что сказала лишнее, а Мартовой хотелось узнать смысл прозвучавших заявлений. — Елена Васильевна, не играйте со мной.
— Бог с вами, Аэлита Владимировна. — Стеблова шла на попятную, но слово — не воробей. — Просто я пытаюсь высказать свое мнение по поводу воспитания мальчика. Простите, если это получилось не совсем корректно.
— К черту корректность и ваши попытки уйти от ответа! Никто не тянул вас за язык. Что тут происходило с Ваней, Милой, я ведь не грудная и понимаю, о чем вы пытались сказать. Только зачем проводить аналогии? Отношение Мартова и его супруги к их детям — это одно. А мое к Жорке — совсем другое. Понимаете, абсолютно разные вещи! — Лита не уловила момента, когда перешла на крик. Застывший рядом малыш с мячом в руках вдруг разразился громким плачем. Обе женщины, не сговариваясь, бросились к нему. Первой прижала к груди плачущего малыша Лита. Она целовала его и приговаривала: — Все хорошо, мой маленький. Извини, что я повысила голос. Мама не права. Мама больше не будет. Не бойся, миленький.
Стеблова укоризненно посмотрела на Литу. Малыш через пару минут успокоился, а у обеих женщин на душе остался неприятный осадок.
— Мы собираемся пойти гулять, — сказала Стеблова. Она чувствовала себя виноватой в том, что спровоцировала эту сцену. Дернула ее нелегкая со своим житейским опытом. Надо быть круглой идиоткой, чтобы не понять, что она имела в виду детей Георгия Ивановича от первого брака. Лита достаточно сообразительна, чтобы сразу во всем разобраться. Вероятно, вопросы еще последуют. — Где наш маленький проказник? Мы пойдем кататься на качелях.
Лита заказала для малыша целую детскую площадку неподалеку от дома, в тени огромных сосен. Горки, качели, лодочки, карусели, лабиринт, лесенки, песочница — площадка удалась на славу. Туда и ходили каждый день на прогулку Елена Васильевна с Жоркой. Сегодня, когда Лита не была связана с работой, она не могла пойти с малышом порезвиться. День предполагал совсем другие заботы. Мартова знала, что оставляет Жорку под присмотром опытной Стебловой и пошла переодеваться. Она достала серый легкий брючный костюм. Следуя своим правилам, Лита не собиралась надевать траурную одежду. Она смотрела на себя в зеркало, когда кто-то осторожно постучал в ее комнату. Лита уже успела одеться, причесаться и сделать легкий макияж. На бледном лице выделялись алые губы и едва подкрашенные длинные ресницы, окаймляющие невероятно яркого цвета голубые глаза.
— Войдите, — сказала Лита. Дверь открыл Саша. — Доброе утро, Сашенька.
— Доброе, Аэлита Владимировна. Машины готовы — и «мондео», и «БМВ». Я не уточнил, на какой вы захотите ехать, так что проверил обе.
— Ты умница. Поедем на «БМВ». Он любил этот автомобиль, значит, сегодня к нему мы приедем на нем.
— Ваше слово — закон. Я готов.
— Спасибо, я через пять минут спущусь.
Лита уже сидела в автомобиле, когда зазвонил мобильный. На связи был Андрей Андреевич Лобанов — бывший кардиолог Мартова. Он очень тепло относился к Георгию Ивановичу и воспринял его уход как личную трагедию. Сегодня он стал первым, кто звонил Лите по этому поводу.