Призрак Сети
Шрифт:
Волкодав доплыл до берега, осторожно положил на песок бездыханное тельце и по-собачьи отряхнулся. Мельчайшие брызги разлетелись в стороны, ловя солнечные лучи, отчего казалось, будто на мгновение пса окутала радуга.
Пелагея, рыдая, кинулась к сыну. Бледное личико с синевой вокруг глаз казалось прозрачным. Малыш не пошевелился и не вздохнул. Прижимая к себе обмякшее тельце, она горестно запричитала.
Серый, понурив голову, отошел в сторонку и сел подле Ильи. На душе было муторно оттого что он не успел. Мало ли нужно такому малышу, чтобы нахлебаться?
Строжич
– Нечего до сроку убиваться. Дай-ка погляжу.
Она подняла на старика глаза, полные слез, и безропотно вверила ребенка заскорузлым старческим рукам. В ее взоре надежда боролась с безысходностью. Может, ведун сотворит чудо? Ведь поднял же он мертвяка. Тот и вовсе был отравленной стрелой сражен. Никто и не думал, что выживет.
Строжич стянул с мальчонки рубаху и принялся массировать и растирать крохотное тельце, бормоча про себя молитвы. Позабыв про страх перед огромной псиной, народ подступил ближе. Все в напряженном ожидании окружили ведуна кольцом. Скоро малыш хрюкнул, точно маленький поросенок, и из его рта вылилась вода. А старик продолжал разминать и похлопывать ребенка, пока тот не открыл глаза.
– Живой, - вздохом облегчения пронеслось по толпе.
– Живехонек. Держи своего сорванца. Да укутай потеплей. Бедовый. Мореходом будет, - улыбнулся ведун.
Счастливая мать ухватила ребенка и прижала к себе, покрыв поцелуями.
– Спаси тебя Бог. Спасибо, - бормотала она, бухнувшись перед Строжичем на колени. Слезы мокрыми дорожками текли по ее лицу.
– Ты с земли-то подымись, и не меня благодари, а его, - покачал головой старик и указал на волкодава.
– И плакать нечего, - подхватил Третьяк.
– Радоваться надо. Впредь будет тебе наука. За дитем глаз да глаз. Коли бы не пес, коего вы в оборотни зачислили, да не колдун, коему вы костер готовили, вот тогда бы тебе век не выплакаться.
– Так я что? Люди говорили, - всхлипнула Пелагея.
– Это Неждан да Коростель, что ли, люди? А где они теперь? Схоронились от стыда?
Собравшиеся огляделись. Недавних «героев» и впрямь нигде не было видно. Третьяк покачал головой и с осуждением продолжал:
– Как стариков палить - это они хоробрые, а в речку за дитём пущай оборотень лезет.
Пелагея поднялась с колен, передала ребенка одной из баб и, робея, направилась к волкодаву. Женщина ступала медленно и осторожно, будто шла по битому стеклу. Было видно, что, несмотря ни на что, она побаивалась свирепой псины. Подойдя, она поклонилась Серому в пояс.
Оказавшись в центре внимания, Серега почувствовал себя неловко. Он не считал, что совершил какой-то геройский поступок. Что такого, что он вытащил тонущего ребенка из реки? Он же не рисковал собственной жизнью. К тому же ему было совестно, что взрослая женщина, мать троих детей дрожит перед ним, как осиновый лист.
У Сереги едва не вырвалось: «Да вы не бойтесь». Но он вовремя прикусил язык. Что и говорить, нелегкое это дело быть бессловесной тварью. Чтобы успокоить бедную женщину, он поступил так, как приличествовало в нынешнем положении, - дружелюбно завилял хвостом.
Кто-то одобрительно произнес:
– Умная собака, а баяли - оборотень.
Пелагея вздохнула с облегчением. Теперь, когда страхи и волнения остались позади, она тоже смутилась под перекрестными взглядами людей. Женщина потянулась к голове, чтобы поправить платок, и смешалась еще больше, только сейчас заметив, что стоит на виду у всех с непокрытой головой, точно незамужняя. Зардевшись от стыда, она потупила взор и поспешила укрыться в толпе.
Вперед выступил гончар и, извиняясь, обратился к Строжичу:
– Ты прости неразумных. Не по злобе это.
– Иной раз дурость пуще злобы вреда наделает. Я-то стар, пожил. А вот вам каково будет, ежели свой на свояка пойдет?
– сварливо заметил Строжич.
– Так ведь со страху разум помутился. Ворог наступает. Вон Псарёво сожгли, - извиняясь, загалдела толпа.
– Ворог, говорите? Кады недруг у врат стоит, надобно не меж своих смуту заводить, а идти воевать. Вон Илия, мал отрок, а сию истину постиг. И рана ему нипочем. В ополчение к князю идет. Я сперва его удерживал, а теперича иначе мыслю. Коли боги языческие Русь единому Богу отдали, то это и мне наказ. Знать, свыше было угодно, чтобы Русь крещение приняла. Я к князю Олексе пойду, в ноги поклонюсь да под его знамена встану. Поди, он не осерчает, что колдун пришел в его крещеное воинство за землю родную биться. Главное, чтоб в душе Бог жил.
Третьяк сорвал с себя шапку и с размаху бросил ее оземь.
– Слыхали? И не срамно вам в глуши отсиживаться, когда пацаненок да старик воевать идут? Какие же мы после этого мужики, ежели мальчонку малолетнего да старика столетнего отправляем баб наших от шведа спасать?
Народ загомонил, обсуждая слова Третьяка.
– Надо нам тоже отряд собрать.
– А чего мы могём-то? У шведа воинство обучено.
– Ну и что? Ежели рогатина на ведмедя хороша, она и на шведа сгодится, - возразил гончар.
– Да какие из нас вои? Токмо под ногами путаться.
Илья, который уже окончательно пришел в себя, затаив дыхание, слушал перепалку. Он тотчас прикинул, в чем их с Серегой выгода. Одно дело идти в сопровождении старого колдуна, а совсем другое - под защитой отряда грозных бородатых мужиков. Нужно было во что бы то ни стало подвигнуть местных жителей на создание отряда. Собравшись с духом, Илья вставил свое слово:
– Где ваша сознательность? Шведы наступают, а вы в кусты?!
Голос его еще не окреп, и все же его услышали. Народ смолк. Воодушевленный, Илья продолжал:
– Если мы соберемся, то вместе мы - сила. Должна же у вас быть какая-то гордость за Родину. Что эти шведы вообще себе позволяют? Явились, не запылились. Да мы их порвем, как лапоть. После этой битвы Александра вообще Невским назовут! Он на все века прославится, - разошелся он.
«Молодец. Хорошо зажигает», - одобрительно подумал Серега, слушая товарища. Надо признать, оратор из Ильи вышел гораздо лучше, чем боец. Когда он закончил свою речь, толпа отозвалась одобрительным гулом.
Гончар подошел к Илье и встал возле волкодава и Строжича.