Призрак в машине
Шрифт:
— Я помогу! — повинуясь внезапному порыву, крикнула она, когда Кейт оказалась в пределах слышимости. Правда, тут же пожалела о своем предложении, ставившем ее в невыгодное положение. Ну и ладно, по крайней мере, у нее появится предлог убраться подальше от этих старых маразматиков. Честно говоря, кое-кому из них не имело смысла возвращаться с кладбища.
— Отлично! — стараясь не выдать своего удивления, крикнула в ответ Кейт. — Приходи на кухню, ладно?
Она пошла к дому через огород и площадку для крокета. Рядом с кухней находилась величественная эдвардианская [8]
8
Имеется в виду эпоха короля Эдуарда VII, правившего Англией в 1901–1910 гг.
На кухне не было никого, кроме кота тети Кэри по кличке Кройдон, спавшего в корзине, к которой Бенни привязала черный шелковый бант. Кейт помнила день, когда Кэри принесла это животное домой. Тетка Мэллори ездила к подруге с визитом, который предусматривал неизбежную пересадку в Кройдоне [9] . Именно там она и нашла кота в ивовой корзине, стоявшей за горой деревянных ящиков. И кот, и корзина были чудовищно грязными. Позже Кэри описывала, как полумертвое от голода создание гордо сидело в клетке, с надеждой смотрело по сторонам и мяукало.
9
Южный пригород Лондона.
Кейт десять минут ругала железнодорожников, ни разу не повторившись, потом взяла такси, съездила в город, купила корзину, еду, блюдце, несколько полотенец, отменила дальнейшую поездку и привезла кота домой. Когда животное отмыли, оно оказалось очень красивым — белым с янтарными пятнами, красновато-оранжевым ошейником и огромными золотыми глазами. Кот благодарил свою новую хозяйку (хотя широко распространено мнение, что эти твари быть благодарными не умеют). Он громко мурлыкал и сидел у Кэри на коленях даже тогда, когда ей хотелось вышивать гобелен или читать газеты.
Кейт нагнулась, погладила Кройдона и сказала:
— Не грусти. — Кот только зевнул в ответ. Понять, что это значило, было трудно. Выражение морды у кошек сильно не меняется.
Кейт надела пару резиновых перчаток, вылила в раковину немного моющей жидкости и вывернула краны. Бокалы были красивые, и она не хотела ставить их в посудомоечную машину, где они могли разбиться. Когда раковина наполнилась до половины, Кейт осторожно положила бокалы в воду и тщательно вымыла. На Полли не было и намека. Впрочем, Кейт этого и не ждала. Просто ей было любопытно, откуда взялось столь странное предложение и чем ее дочь занимается теперь.
Ругая себя за мелочность, Кейт через столовую вышла на веранду и тут же увидела Полли. Та сидела на низкой деревянной табуретке, смеялась, отбрасывала волосы и болтала с Эшли Парнеллом, ближайшим соседом тети Кэри. Он развалился в полосатом бело-зеленом шезлонге и, как всегда, отдыхал; состояние здоровья не позволяло ему скакать козлом. Но остатки его прежней красоты были видны даже издалека. Когда Парнелл ответил на реплику Полли, она тут же стала серьезной, посмотрела ему в глаза, положила подбородок на руку и подалась вперед.
К сладкой
Девушка помахала рукой в ответ, затем встала, заняла освободившийся шезлонг и долго сидела неподвижно, глядя в голубое небо. Со стороны могло показаться, что она дремлет.
Через полчаса Джудит Парнелл начала приходить в себя, но ее все еще трясло.
— Извини, что утащила тебя. Мне действительно стало нехорошо.
— Сейчас все в порядке?
— Да. Просто мне нужно немного отдохнуть.
Джудит посмотрела на мужа, сидевшего в плетеном кресле с высокой спинкой. Несмотря на жаркий день, его колени прикрывала ангорская шаль. Ей показалось, что Эшли с тоской смотрел через палисадник на Эпплби-хаус.
При виде его ярко-голубых глаз и точеных черт Джудит действительно чуть не стало плохо. До сих пор признаки его таинственной болезни почти не давали себя знать. Впрочем, и сама болезнь продолжалась всего три месяца. Джудит невольно подошла к мужу и положила ладонь на его мягкие светлые волосы. Эшли резко отдернул голову.
— Извини, милый. — В последнее время он не любил, чтобы к нему прикасались, а Джудит часто забывала об этом. Она со стыдом вспомнила, что во время завтрака пыталась взять мужа за руку.
— Не за что. — Эшли взял ее ладонь и слега сжал. — У меня сегодня болит кожа головы, вот и все.
— Бедный Эш.
Правда ли это? Может ли нежная кожа головы быть симптомом его болезни? Поскольку точного диагноза еще не поставили, сказать было трудно. Муж мог использовать это как предлог, чтобы держать ее на расстоянии. Может быть, он ее разлюбил.
Когда-то она могла трогать его где угодно в любое время дня и ночи. Однажды они занимались сексом на письменном столе в его кабинете, за незапертой дверью, за несколько минут до прибытия делегации японских бизнесменов. А теперь он не подходил к ней неделями.
Джудит никому не признавалась — а самой себе призналась только однажды, в момент неожиданного прозрения, — что она рада болезни Эшли. Это означало отказ от светской жизни. Конечно, она хотела, чтобы мужу стало легче, но не желала, чтобы прежнее здоровье вернулось к нему полностью. Если бы он стал прежним Аполлоном, все пошло бы по-старому. Она ревновала бы Эшли к любой женщине, на которую он посмотрел или которой сказал пару слов, продолжала бы говорить гадости об их прическах, коже, глазах и манере одеваться. Эшли не должен был догадаться, что она смертельно боится потерять его; такая мысль просто не должна была прийти ему в голову.
Джудит с дрожью вспомнила сцену, разыгравшуюся в доме Кэри Лоусон. Казалось, привычная усталость не мешала Эшли получать удовольствие от общения с людьми. Муж искренне жалел, когда она утащила его домой под предлогом внезапного приступа тошноты. Конечно, всему виной могла быть эта кошмарная дочка Лоусонов, выставлявшая напоказ свои ноги и зубы и полуголая, как шлюха в борделе. Конечно, она его дразнила. Зачем ей, молодой, сильной и красивой, больной мужчина средних лет? Джудит изо всех сил пыталась сохранить спокойствие, дышать глубоко и ровно. Она увела мужа, а это главное. Девица приехала сюда на похороны; через день-другой только ее здесь и видели.