Призрак
Шрифт:
— С чего бы это?
— Потому что я хочу покаяться в своих грехах. И потому что без этого ты кажешься голым!
Като посмотрел на мужчину, который сидел на кровати, нагнувшись вперед. Вода текла с его волос по шраму, по челюстной кости к подбородку. Оттуда она капала на пол. Он поставил единственный стул в центр помещения. Исповедальня. На столе лежала открытая пачка «Кэмела», рядом с ней — зажигалка и насквозь промокшая разломанная сигарета.
— Как пожелаешь,
Като сел, расстегнул пальто и заправил воротничок на место, под петлицы пасторской рубашки. Его собеседник вздрогнул, когда старик сунул руку в карман пиджака.
— Сигареты, — пояснил тот. — Для нас. Твои выглядят так, будто тонули.
Полицейский кивнул, и старик вынул руку, держа открытую пачку сигарет.
— А ты неплохо говоришь по-норвежски.
— Чуть лучше, чем по-шведски. Но поскольку ты норвежец, ты не слышишь моего акцента, когда я говорю по-шведски.
Харри достал черную сигарету. Оглядел ее.
— Ты хочешь сказать, твоего русского акцента?
— «Собрание. Черный русский», — сказал старик. — Единственные хорошие сигареты в России. Производятся сейчас, естественно, на Украине. Я краду их у Андрея. Кстати об Андрее, как он там?
— Плохо, — ответил полицейский, позволяя старику дать ему прикурить.
— Больно слышать. Кстати о плохом. Ты должен быть мертв, Харри. Я знаю, что, когда я открыл шлюзы, ты был в тоннеле.
— Был.
— Шлюзы открылись одновременно, а водонапорные башни были полны воды. Тебя должно было отбросить к середине.
— Отбросило.
— Тогда я не понимаю. Обычно у людей случается шок, и они тонут в середине тоннеля.
Полицейский выпустил дым изо рта:
— Совсем как бойцы Сопротивления, которые явились за шефом гестапо?
— Не знаю, использовалась ли когда-нибудь эта западня при реальном отступлении.
— Ты же использовал. В случае с полицейским агентом.
— Он был совсем таким же, как ты, Харри. Мужчины, работающие за идею, очень опасны. Для самих себя и для окружающих. Ты должен был утонуть, как он.
— Но как видишь, я все еще здесь.
— Я по-прежнему не понимаю, как это возможно. Ты хочешь сказать, что после того, как попал в водоворот, у тебя хватило воздуха в легких, чтобы проплыть восемьдесят метров в ледяной воде по узкому тоннелю в полном облачении?
— Нет.
— Нет? — Старик улыбнулся, как будто ему на самом деле было любопытно.
— Нет, у меня в легких было слишком мало воздуха. Но его хватило на сорок метров.
— А потом?
— А потом меня спасли.
— Спасли? Но кто?
— Тот, кто, по твоему утверждению, особенно хорош на дне. — Харри
— Тебя спасло виски?
— Бутылка из-под виски.
— Пустая бутылка из-под виски?
— Наоборот. Полная. — Харри положил сигарету в уголок рта, отвинтил пробку, перевернул бутылку и поднял над головой. — Полная воздуха.
Старик недоверчиво посмотрел на него:
— Ты…
— Самой большой проблемой после того, как у меня в легких кончился воздух, было взять губами горлышко, перевернуть бутылку и сделать вдох. Так же бывает, когда впервые ныряешь: тело протестует. Потому что у тела весьма ограниченные представления о физике, оно думает, что глотнет воды и утонет. Ты знал, что в легкие умещается четыре литра воздуха? Ну вот, полной воздуха бутылки и капельки воли хватило как раз на то, чтобы проплыть еще сорок метров.
Полицейский отставил бутылку, вынул сигарету изо рта и скептически посмотрел на нее.
— Немцам надо было сделать тоннель немного подлиннее.
Харри посмотрел на старика. На то, как его морщинистое старое лицо покрывается трещинами. Он услышал, как тот смеется. Смех его был похож на звук лодочного мотора.
— Я знал, что ты не такой, как все, Харри. Ты рассказывал мне, что захотел вернуться в Осло, когда узнал о том, что случилось с Олегом. И я навел о тебе справки. И теперь я понимаю, что слухи ничего не преувеличивают.
— Ну что ж, — сказал Харри, не сводя глаз со сложенных рук пастора.
Сам он сидел на самом краешке кровати, спустив обе ноги на пол, как будто собирался вскочить, перенеся вес тела на большие пальцы ног. Он даже чувствовал тонкую нейлоновую веревку, лежащую между его подошвой и полом.
— А как насчет тебя, Рудольф? Слухи о тебе преувеличены?
— Какие именно?
— Ха. Например, что ты создал в Гётеборге героиновую лигу и убил там полицейского.
— Я думал, исповедоваться будешь ты, а не я.
— Просто подумал, что ты захочешь переложить бремя своих грехов на Иисуса, перед тем как умрешь.
Новый приступ лодочномоторного смеха.
— Неплохо, Харри! Неплохо! Да, нам пришлось устранить его. Он был нашим сжигателем, и у меня появилось ощущение, что ему нельзя доверять. А я не мог снова загреметь в тюрьму. Там твою душу поедает затхлость запертого помещения, совсем как плесень пожирает стены. Каждый день отнимает у тебя по кусочку, все человеческое в тебе пожирается, Харри. Такое я пожелаю только своему злейшему врагу. — Он посмотрел на Харри. — Врагу, которого ненавижу больше всего на свете.