Призрак
Шрифт:
— Признание, вот что происходит, Ракель.
— А что с ним не так?
— Ты что, не понимаешь? Признание сфабриковано!
— Нет-нет. Ханс Кристиан говорит, что оно очень детальное и достоверное. Они ведь поэтому уже выпустили Олега.
— Этот Адидас утверждает, что застрелил Густо, потому что задолжал ему. То есть он хладнокровный циничный убийца. Но затем у него начинаются угрызения совести и он просто сознается в содеянном?
— Но когда он увидел, что могут
— Забудь! В голове у отчаявшегося наркомана только одно — наркотик. В ней нет места угрызениям совести, поверь мне. Этот Адидас — наркоман, у которого нет денег, который за приличное вознаграждение с радостью сознается в убийстве и откажется от своих показаний, как только главный подозреваемый выйдет на свободу. Ты разве не видишь, какой сценарий здесь разворачивается? Когда кошка понимает, что не может подобраться к птичке в клетке…
— Прекрати! — закричала Ракель, захлебываясь слезами.
Но Харри не прекратил:
— …ей приходится освободить птичку из клетки.
Он слышал, как она рыдает. Знал, что произнес вслух то, о чем она отчасти сама догадывалась, но не находила в себе сил додумать до конца.
— Ты не мог бы меня успокоить, Харри?
Он не ответил.
— Я больше не буду бояться, — прошептала она.
Харри сделал вдох.
— Мы справлялись с таким раньше, справимся и сейчас, Ракель.
Он положил трубку. И вновь пришел к заключению, что стал прекрасным лжецом.
Женщина в окне на другой стороне двора лениво помахала ему тремя пальцами.
Харри провел по лицу рукой.
Теперь вопрос только в том, кто первым найдет Олега: он или они.
Думать.
Олега освободили вчера во второй половине дня где-то в Восточной Норвегии. Он наркоман, которому нужна «скрипка». Он отправится прямиком в Осло, на Плату, если только у него нет нычки. Он не может пойти на улицу Хаусманна: место преступления по-прежнему опечатано. Так где же ему переночевать, не имея ни денег, ни друзей? На улице Уртегата? Нет, Олег бы понял, что там его увидят и поползут слухи.
Олег мог быть только в одном месте.
Харри посмотрел на часы. Ему надо было попасть туда до того, как птичка улетит.
На стадионе «Валле Ховин» было так же безлюдно, как и в прошлый раз. Поворачивая за угол к раздевалкам, Харри сразу заметил, что одно из окон, выходящих на улицу, разбито. Он заглянул в него. Осколки стекла лежали внутри. Харри быстро пошел к двери и отпер ее имевшимся у него ключом. Открыл дверь раздевалки и вошел внутрь.
Ему показалось, что в него врезался товарняк.
Харри ловил ртом воздух, лежа на полу и борясь с тем, что на него навалилось.
— Ой! Черт! Отпусти!
— Олег, это я, Харри!
Он отпустил руку, помог Олегу подняться и усадил его на скамейку.
Мальчик выглядел жалко. Бледный. Худой. С выпученными глазами. И пах он неопределенной смесью запахов зубного врача и экскрементов. Но он был чист.
— Я думал… — произнес Олег.
— Ты думал, что это они.
Олег уткнулся лицом в ладони.
— Пошли, — сказал Харри. — Мы уходим.
Они уселись на трибуне. Их окутывал бледный свет дня, отраженный от растрескавшейся бетонной поверхности стадиона. Харри вспоминал, сколько раз сидел здесь и смотрел, как бегает Олег, слушал звон полозьев коньков перед тем, как они врезались в лед, разглядывал отражение света прожекторов от поверхности льда, цвет которого варьировался от аквамаринового до молочно-белого.
Они сидели, прижавшись друг к другу, как будто на трибуне было тесно.
Какое-то время Харри слушал дыхание Олега, а потом начал говорить:
— Кто они, Олег? Ты должен доверять мне. Если я смог найти тебя, смогут и они.
— А как ты меня нашел?
— Это называется дедукцией.
— Я знаю, что это такое. Исключить невозможное и посмотреть, что осталось.
— Когда ты пришел сюда?
Олег пожал плечами:
— Вчера вечером, часов в девять.
— А почему ты не позвонил маме, когда тебя выпустили? Ты же знаешь, тебе смертельно опасно находиться сейчас на улице.
— Она бы просто увезла меня куда-нибудь и спрятала. Она или этот Нильс Кристиан.
— Ханс Кристиан. Они найдут тебя, ты же знаешь.
Олег посмотрел на свои руки.
— Я подумал, что ты приедешь в Осло раздобыть себе дозу, — сказал Харри, — но ты чист.
— Я уже больше недели чист.
— Почему?
Олег не ответил.
— Дело в ней? В Ирене?
Олег уставился вниз, на бетон, как будто тоже мог увидеть там себя. Услышать высокий звук толчка. Он медленно кивнул:
— Я единственный, кто пытается разыскать ее. У нее есть только я.
Харри ничего не сказал.
— Та шкатулка с драгоценностями, что я украл у мамы…
— Да?
— Я продал ее, чтобы купить наркоту. Только колечко оставил, которое ты ей купил.
— А его почему не продал?
Олег улыбнулся: