Призрак
Шрифт:
– Не говорите о нем, об этом демоне!
– вскричал Глиндон, с гневом топнув ногой.
– Благодарите Небо за все обстоятельства, которые помогли вам вырваться от него!
– Молчите!
– проговорила Виола.
Она хотела продолжать, но ее глаза остановились на ребенке. Он стоял в самом центре столпа солнечных лучей, освещавших комнату; лучи, казалось, окружали нимбом его голову с золотыми кудрями и венчали ее золотой короной. Во всей этой маленькой прелестной фигурке, в больших спокойных глазах было что-то внушавшее благоговение, заставлявшее сердце Виолы сильнее биться от материнской гордости. При последних словах Глиндона ребенок поднял на него взгляд, в котором, казалось,
Наконец Глиндон прервал молчание.
– Вы хотите остаться?
– проговорил он.
– Для чего? Чтобы изменить долгу матери? Если с вами случится здесь несчастье, то что станется с вашим ребенком? Бедный сирота! Неужели вы хотите, чтобы он был воспитан в стране, которая отреклась от вашей религии, в стране, где не существует более милосердия? Да, плачьте, прижимайте его к сердцу, но слезы" не могут ни защитить, ни спасти его.
– Вы победили! Друг мой, я бегу с вами!
– Будьте готовы завтра вечером, я принесу вам необходимую одежду.
Затем Глиндон поспешно описал путь, по которому они отправятся, и историю, которую надо было рассказывать во время побега. Виола слушала, почти не понимая; он прижал ее руку к сердцу и удалился.
V
Выходя, Глиндон не заметил две человеческие тени, прятавшиеся за углом; он по-прежнему видел перед собой Призрак, скользящий с ним рядом, но не разглядел более опасного взгляда человеческой ненависти и женской ревности следивших за ним.
Нико приблизился к дому, Филлида молча следовала сзади. Как опытный санкюлот, Нико знал, как говорить с привратником.
– Что это значит, гражданин, - сказал он.
– У тебя здесь живет подозрительное лицо?
– Гражданин, вы меня пугаете, кто он?
– Дело идет не о мужчине, а о женщине; здесь живет итальянка?
– Да, на третьем этаже, дверь налево. Но что вы имеете против нее? Бедняжка не может быть опасна.
– Берегись, гражданин, неужели ты можешь жалеть ее!
– Нет, конечно, но...
– Говори правду. Кто у нее бывает?
– Никого, кроме одного англичанина.
– Вот именно! Англичанин, шпион Питта и Кобурга.
– Праведное Небо, может ли это быть!
– Ты сказал Небо! Ты аристократ!
– О Боже!.. То есть это старая привычка, это вырвалось у меня помимо воли.
– Часто ли бывает здесь этот англичанин?
– Каждый день.
Филлида вскрикнула.
– Она никогда не выходит, - продолжал привратник, - и занимается только работой и своим ребенком.
– Ее ребенком!
Филлида так стремительно бросилась вперед, что Нико не успел остановить ее. Она взбежала по лестнице и остановилась у двери, указанной привратником. Отворив дверь, она быстро вошла, и при виде все еще прекрасной Виолы ее последняя надежда рухнула. Она увидела и ребенка, над которым склонилась мать, - она, которая никогда не была матерью! Филлида не сказала ни слова, фурии заметались в ее сердце. Виола обернулась и заметила ее; испуганная этим странным привидением, черты лица которого дышали смертельной ненавистью, она вскрикнула и прижала ребенка к груди.
Итальянка громко засмеялась и, повернувшись, сошла вниз, где Нико все еще разговаривал с испуганным привратником.
Отойдя с Нико от дома, она вдруг остановилась.
– Отомсти за меня, - отрывисто сказала она, - и назначь твою цену.
– Мою цену, красавица? Это позволение любить тебя. Ты бежишь со мною завтра вечером, я достану паспорта.
– А они?
– Сегодня же вечером у них будет убежище в Консьержери. Гильотина отомстит за тебя.
– Сделай это, - решительно сказала Филлида, - и я твоя!
До самого дома они не обменялись более ни словом, но, когда Филлида подняла глаза на окно комнаты, которую ее вера в любовь Глиндона превратила в рай, тогда сердце тигрицы смягчилось, что-то женственное проснулось в ее душе, как ни была она мрачна и дика. Она конвульсивно сжала руку, на которую опиралась.
– Нет, нет! Только не он, - вскричала она.
– Донеси на нее, пусть она погибнет, но он... я отдыхала на его груди, нет, не он.
– Как хочешь, - сказал Нико с сатанинской усмешкой, - но надо, чтобы его арестовали на время. Ему не сделают ничего дурного, против него не будет никакого обвинения. Но она, не жаль ли тебе ее?
Филлида подняла на него глаза. Их мрачный взгляд был красноречивым ответом.
VI
Итальянка не преувеличила своей способности притворяться, которой издавна славятся представители ее народа и ее пола. Ни одно слово, ни один взгляд не показали в этот день Глиндону ужасной перемены, превратившей ее привязанность в ненависть. Хотя и сам он, погруженный в свои планы и думы о своей странной судьбе, не был проницательным наблюдателем. Поведение Филлиды, более кроткое и сдержанное, чем обыкновенно, подействовало на него успокаивающе, и он стал говорить ей о своих надеждах на верное бегство и на лучшее будущее, ожидающее их в других, менее жестоких краях.
– А твоя прекрасная подруга, - сказала Филлида, отворачиваясь с коварной улыбкой, - та, которая должна была нас сопровождать? Ты отказываешься от нее, как сказал мне Нико, в пользу особы, в которой он принимает участие. Правда ли это?
– А, он сказал тебе это, - заметил рассеянно Глиндон.
– Ну что же! Нравится ли тебе эта перемена?
– Изменник!
– прошептала Филлида. Она быстро встала, подошла к нему, нежно откинула с его лба волосы и страстно поцеловала.
– Эта голова слишком хороша для палача, - сказала она с легкой улыбкой, потом отошла и сделала вид, что занимается приготовлениями к отъезду.
Встав на следующее утро, Глиндон не увидел итальянки; когда он уходил из дома, ее все еще не было. Ему надо было еще раз увидать С., не только для того, чтобы устроить бегство Нико, но также чтобы убедиться, что у него не возникло никаких подозрений, которые могли бы расстроить его планы. С. не принадлежал к партии Робеспьера и втайне даже был ему враждебен, но умел всюду приобретать себе друзей, когда поднимался к вершинам власти. Выйдя из низшего класса, он, однако, в высшей степени обладал любезностью и грацией, которые можно встретить у представителей любого класса французского общества; во время своей быстрой карьеры он успел разбогатеть никому не известным образом и сделался одним из первых богачей Парижа и в ту пору содержал великолепный и гостеприимный особняк в столице. Он был из тех, кого Робеспьер, по различным причинам, удостаивал своей протекции, поэтому он часто спасал приговоренных к казни или подозреваемых, доставая поддельные паспорта и облегчая им бегство; но он делал это только для богатых. И неподкупный Максимилиан, который не имел недостатка в проницательности, необходимой для всякого тирана, без сомнения отлично понимал все эти махинации и видел его алчность под маскою великодушия, которой она прикрывалась. Но не надо забывать, что Робеспьер очень часто закрывал глаза на некоторые пороки, даже поощрял их в людях, которых затем уничтожал, в особенности когда эти пороки оттеняли в еще более выгодном свете в глазах народа его безупречную честность и пуризм. И очень может быть, он не раз втайне улыбался, глядя на роскошный особняк достойного гражданина С.