Призраки Бреслау
Шрифт:
– Да уж, случалось… – пробурчал стражник и вышел, прежде чем Мок успел его поблагодарить.
Эберхард снял рубаху, сполоснулся, сел на нары, достал из кармана пакетик с тальком, втер тальк под мышки и засыпал в ботинки. Следующие десять минут Мок тупой бритвой соскребал со щек щетину. Обычное мыло не очень-то годилось для бритья, моментально высыхало и только стягивало кожу на лице. Несвежую сорочку Мок натянул с отвращением. Отец, наверное, волнуется. Как он прыгал по комнате со свисающим со ступни носком! «Пьет и пьет», – услыхал Эберхард старческий голос. Моку вдруг ужасно захотелось напиться, чтобы хотя бы следующую ночь –
Надев ботинки, Мок вышел из камеры, пожал Бюраку руку и двинулся по мрачному коридору. За запертыми дверями сопели, зевали, пускали ветры, стучали кружками по столу заключенные. С облегчением покинув темницу, Мок направился вверх по лестнице. Как отреагирует на первую сегодня сигарету организм – вот что занимало его мысли. Ведь сажа скопилась не только в легких. В голове ее тоже было предостаточно.
Бреслау, пятница, 5 сентября 1919 года, девять утра
Вкабинет Мюльхауса все явились вовремя. Секретарь Мюльхауса, фон Галласен, поставил на стол чайник и девять стаканов в металлических подстаканниках. Солнышко грело загривки детективов, сидевших спиной к окну, яркие лучи пронизывали столбы табачного дыма. Мок остановился на пороге с незажженной сигаретой в зубах и окинул взглядом присутствующих. Сердце его замерло. Смолора в кабинете не было.
– Что вы тут делаете, Мок? – запыхтел трубкой Мюльхаус. – Ваше место в комиссии нравов. Вчера утром в Южном парке я отослал вас обратно на постоянное место работы. Забыли? Вы были с докладом у своего шефа, советника Ильсхаймера?
– Герр комиссар, – Мок без приглашения уселся между Райнертом и Кляйнфельдом, – в этом мире убивали во имя Господа и во имя кесаря. Людей уничтожают с именем вождя и повелителя на устах. В течение последних трех дней в городе убивали людей во имя Эберхарда Мока. Я превратился в фирменный знак для этого мерзавца, погубившего шесть человек и, может быть, оставившего сиротой маленькую девочку. Она плакала вчера у меня на руках. Извините, но у меня сегодня нет никакого желания регистрировать альфонсов и проверять у шлюх медицинские книжки. Я лучше посижу тут с вами и подумаю, как изничтожить этого подонка, убийцу во имя Мока.
Стало тихо. Мок и Мюльхаус мерили друг друга взглядами. Остальные делали вид, что пьют чай.
Наконец Мюльхаус вынул изо рта трубку, просыпав на деловые бумаги светлый табак «Вирджиния».
– Кто будет сидеть тут с нами, – тихо сказал комиссар, – решаю только я. Не скрою, в моих глазах вы – прекрасный полицейский, и я не прочь, чтобы вы работали в моей комиссии. Но только по завершении «дела четырех матросов». И не раньше. – Вынув тампер, [38] Мюльхаус прочистил мундштук трубки. – Отдохните. Уезжайте из города. – Тон у Мюльхауса был чрезвычайно мягкий, в отличие от выражения глаз. – На некоторое время. Пока не закончится следствие. Мне ни к чему лишние трупы. Поэтому вы не вправе никого допрашивать. Мало ли что еще взбредет в голову этой скотине. Возьмет и начнет убивать каждого, с кем вы заговорите… Потом, когда мы посадим ублюдка, я буду рад видеть вас среди моих людей. Я уже говорил об этом с советником Ильсхаймером. Он выразил согласие на ваш перевод. Но сейчас вы должны уехать. Только не думайте, что вы не сможете помогать следствию. Вашим спутником
38
Инструмент, предназначенный для уплотнения табака и чистки трубки.
Мок оглядел полицейских за столом. Все как один уткнулись в стаканы с чаем. Что такое субординация, они знали не понаслышке, никогда не возражали начальству, их не мучило чувство вины, в их накрахмаленные воротнички не плакали маленькие дети. «Только не жалей себя, Мок. Ты недостоин даже капельки жалости».
– Мы все знаем, – произнес Мок, не поднимаясь с места, – что убийца начал с преступления напоказ, а потом умертвил еще двоих. Их допрашивал я. Выслушайте меня, господа! Я вот что предлагаю…
– Ваши предложения нас не интересуют, Мок, – прервал его Мюльхаус. – Дайте нам работать. Приказать вас вывести? Назначить дисциплинарное взыскание?
Мок встал и приблизился к Мюльхаусу.
– Лучше подумайте о взыскании вашему секретарю фон Галласену. Он тоже совершил промах, принес два лишних стакана. Ведь вас семеро. Смолора еще нет, меня уже нет. – Подойдя к столу, Мок сбросил два пустых стакана, которые со звоном разбились о каменный пол, поклонился и вышел из кабинета шефа комиссии убийств.
Бреслау, пятница, 5 сентября 1919 года, половина десятого утра
Окна обширного кабинета советника Йозефа Ильсхаймера выходили на Уршулинштрассе, а точнее говоря, на двускатную крышу гостиницы «Штадт Лейпциг». Ильсхаймеру нравилось наблюдать за одним клерком, который развлекался тем, что в одинаковом порядке складывал в ящик цветные карандаши, закрывал глаза, наобум вытаскивал один карандаш и проводил линию на листке бумаги. Надо было угадать цвет.
Вот и сейчас Ильсхаймер подсматривал, как клерк подвергает испытанию свою зрительную память. Однако сегодня это занятие надоело шефу отдела нравов быстрее, чем обычно, и он вспомнил, что перед ним за круглым столом уже несколько минут сидит Эберхард Мок в ожидании указаний и распоряжений.
Ильсхаймер обвел взглядом свой кабинет, до потолка заваленный папками с делами, которые под его руководством вел отдел нравов бреславльского полицайпрезидиума на протяжении двадцати лет. Все содержалось в полнейшем порядке, чем Ильсхаймер очень гордился. Нет, не зря он не позволял – вопреки пожеланиям сменяющих друг друга полицайпрезидентов – перенести материалы в главный архив, расположенный на первом этаже.
– Мне очень неприятно, Мок, – начал Ильсхаймер, – что вы больше не занимаетесь «делом четырех матросов». Думаю, вы также не испытываете радости по этому поводу.
– Благодарю за слова утешения.
– Тем не менее вас не отстраняют от следствия полностью. – Ильсхаймера неприятно поразило, что Мок не употребил слов «герр советник». – Вы должны будете побеседовать с доктором Казничем. Он выудит из вас информацию, которая поможет Мюльхаусу поймать убийцу.
– Я уже прошел один сеанс психоанализа с доктором Казничем, это ничего не дало.
– Наберитесь терпения, Мок.
Ильсхаймер наклонился к собеседнику поближе, но его ждало разочарование. Запаха перегара не чувствовалось. Заложив руки за спину, Ильсхаймер принялся расхаживать по кабинету.