Призраки отеля «Голливуд»; Гамбургский оракул
Шрифт:
— Признаюсь, я сразу же обратил на это внимание, — Енсен виновато покачал головой, — но не придал опечатке особого значения. Во-первых, я тогда еще не знал, что Гёте любимый автор Мэнкупа.
— А потом, когда узнали? — с некоторым укором спросил Дейли.
— Потом позабылось… К тому же, сперва удивившись ошибке, я тут же нашел правдоподобное объяснение… Подумал, что за минуту до смерти, когда перед тобой проходит вся жизнь… Мало ли кто может в такую минуту перепутать слова…
— Только не Магнус! — Ловиза покачала головой. — Покажите! — Она долго смотрела на пять машинописных строчек, потом изумленно прочла третью: — «В роще замолкли птицы»… Не мог Магнус этого написать! Это писал не он!
— Постойте! Да постойте же! — Мун, как ошалелый, кинулся к грузчику, который выносил пишущую машинку. Потом выхватил чистую страницу из валявшегося на полу выдвижного ящика и, пристроив машинку на коленях, быстро отстукал несколько бессвязных слов. — Вот, посмотрите! — Он сравнил оба листка.
Дейли взглянул и так и ахнул. Заложенная в пишущую машинку лента находилась уже в долгом употреблении. Отпечатанные Муном буквы были почти серыми. А строчки на листке, сочтенные прощальным письмом Мэнкупа, — четкие, жирные, черные, какие оставляет только почти новая лента.
Мало того. На машинке Мэнкупа сцеплялись буквы «д» и «е». Текст же, приобщенный к вещественным доказательствам, был лишен этого дефекта.
— То-то проклятое стихотворение не давало мне покоя! Даже во сне! — Мун вспомнил свои ночные кошмары.
— Разве я не говорил, что Мэнкупа убили! — Фредди бросился к телефону.
— Но кто? — тихо спросила Ловиза.
— Человек, который плохо знал Гёте, но зато прекрасно знал про детективную игру. За такое идеальное алиби любой убийца отдал бы полжизни. А конкретнее — один из вас четверых.
— Вы меня тоже подозреваете? — Ловиза окинула беспомощным взглядом пустую комнату. Не было уже ни рабочего стола, ни рабочего кресла, не было склонившейся над столом фигуры, к которой она все время мысленно обращалась за поддержкой.
— Глупости! — отмахнулся Мун. — Если Гамбургский оракул, который знал все и предвидел все, считал вас настоящим другом, то мне остается лишь повторить его слова: «Возможно, она стоит всех нас, вместе взятых…» К черту сентиментальности! Пора приниматься за работу, пока урожденная фон Винцельбах еще не выгнала нас отсюда.
— Но ведь Магнус действительно помышлял о самоубийстве? — Ловиза растерялась.
— Две недели тому назад, когда придумывал игру. Но я убежден, что со вчерашнего дня многое изменилось. У меня есть предположение, что и нотариуса он вызывал вчера ночью, чтобы в вашем присутствии уничтожить документ, который давал бы убийце возможность выйти сухим из воды.
— Вы думаете, что у Магнуса действительно появилась надежда?
— А это мы сейчас узнаем. — Мун уже срывал оберточную бумагу с пакета, в котором находился дневник Мэнкупа. — Если он вообще писал здесь о своей болезни. С кем еще поделиться скрываемой от всех бедой, как не с дневником.
— Так вы эту работу имели в виду, шеф? — только теперь понял Дейли. — А я уж думал, что придется рыскать по всему Гамбургу в поисках супружеской пары Цвиккау и господина Баллина. Между прочим, на скульптора это похоже. Он явно ненавидит Мэнкупа. Тот платил ему тем же… Давайте сюда! — Дейли перелистал переплетенную в простой коленкор толстую тетрадь, потом передал Ловизе. — Пожалуй, моих знаний немецкого не хватит, а о готический шрифт я подавно спотыкаюсь.
— Не могу! — Ловиза порывистым движением оттолкнула дневник. — Его сокровенные мысли… Мне это кажется святотатством.
— Но он именно вам доверил их.
— Все равно… Пусть читает господин Енсен, если считает это необходимым.
— Дайте мне! — Фредди, поспешивший закончить телефонный разговор, бесцеремонно завладел тетрадью. — Начинаем с конца?
— Разумеется! Вчерашняя запись интересует меня больше всего, — кивнул Мун. — Посмотрите, что там?
— Какой-то конверт! — Дейли поднял с пола выпавшую из дневника бумагу.
Конверт был адресован Мэнкупу. Без обратного адреса, надпись напечатана на машинке. Вложенное письмо было также машинописным. Текст гласил:
«Возможно, в ближайшие дни я раскрою вам глаза на Дитера Баллина, которого вы считаете своим другом. Мне известны такие факты из его давней и совсем недавней биографии, за которые другой с радостью отдал бы не только запрошенную мною весьма скромную сумму в десять тысяч марок, но и полжизни.
Если он не уплатит в назначенный срок, я готов продать вам эти сведения за ту же сумму. Сообщите, когда и где мы можем встретиться.
Почтовый ящик 1567».
— Осмотрите штемпель! — попросил Мун. — Когда письмо отправлено?
— Четыре дня тому назад.
— В дневнике должна быть запись по этому поводу, — предположил Дейли. — Найдите дату.
— Ничего нет! — Фредди пробежал глазами страницу. — Ах, черт! Нашел! Только несколько строчек. «Письмо шантажиста. Говорил с Дитером. Он утверждает, что меня кто-то разыгрывает. Он таких писем не получал». — Фредди машинально перелистал тетрадь. — Еще одно вложенное письмо! — Он показал голубой листок с отпечатанной золотыми буквами шапкой.
— «Отель Карлтон, Мадрид», — прочел Дейли через его плечо. — Письмо написано, кажется, по-испански. Енсен, надо немедленно вызвать переводчика.
— Я изучал язык, — отозвался Фредди. — Владею им, конечно, куда хуже Мэнкупа, но достаточно, чтобы объясниться.
— Давайте! — нетерпеливо пробурчал Мун.
— Это все же не по-немецки. — Фредди внимательно изучил текст, пару раз чертыхнулся, потом объявил: — Несколько слов я не понял, но это медицинские термины, так что, по сути, неважно. — Он быстро записал перевод в блокноте и подал Енсену: — Читайте сами, а я бегу к телефону. Даже если наш главный редактор уже лежит с инфарктом, это его быстро оживит.