Призраки отеля «Голливуд»; Гамбургский оракул
Шрифт:
— Можно осмотреть его комнату?
— Пожалуйста, он занимает целых две. Не простой ведь человек, писатель! Вот рабочий кабинет, а там спальня… Если вы интересуетесь насчет женщин, то ничего полезного не могу сообщить. Господин Баллин охотно привел бы, но я категорически запретила. Сначала поспит с чужой женой, а потом придет муж и обвинит меня в сводничестве. Очень мне это нужно!
Енсен осмотрел пишущую машинку. Такая же, как у Мэнкупа, большая, рассчитанная минимум на пять копий «мерседес». Он взял из лежавшей на письменном столе бумажной стопки чистый лист, отстукал на нем то самое гётевское стихотворение и молча показал Муну.
Как он и ожидал, буквы «е» и «д», в отличие от мэнкуповской машинки, на этой не сцеплялись. Уже по одному этому предсмертное послание могло быть отпечатано
Хозяйке, с недоуменным интересом наблюдавшей за их не совсем понятным занятием, удалось наконец заглянуть через плечо Муна.
— Гёте? — сказала она и мечтательно добавила: — Хороший поэт. Да, насчет шантажиста… Как раз недавно пришло письмо. Мне кажется, это от него.
— Почему вы так думаете?
— Ну, формат и цвет похожий, — неопределенно объяснила она.
Волшебная осведомленность хозяйки сразу же объяснилась, как только Енсен взял конверт в руки. Он был совсем недавно вскрыт и снова заклеен. Текст гласил:
«Поскольку вы вовремя не заплатили назначенной суммы, привожу в исполнение мою угрозу. Магнус Мэнкуп уже сегодня будет знать о вас все. Каким способом вы заставите его молчать, ваше дело. Но если не желаете, чтобы ваше настоящее имя и действия, караемые согласно уголовному кодексу высшей мерой наказания, стали известны прессе, советую уплатить незамедлительно все десять тысяч марок. Если вы полагаете, что это обман, напоминаю еще раз о «тайне цветочной вазочки».
Всегда к вашим услугам.
Почтовый ящик 1567».
Углубившись в чтение письма, ни Мун, ни Енсен не услышали шума подъезжающей машины.
— Кажется, господин Баллин наконец явился домой, — заглянув в дверь, сообщила хозяйка. — И машину не продал, значит, опять без денег… Не беспокойтесь! — Она уловила молчаливое предупреждение Енсена. — Скажу, что прибыли гости.
Рокотание еще не заглушенного мотора, откатываясь от каменной замшелой тишины, звучало в этом сонном царстве как гул канонады. Завешенные полинявшими от времени добротными занавесками, низкие окна выходили во дворик. Оставалось только ждать. Енсен молча вынул пистолет и поставил на предохранитель.
— Страшновато, — признался он. — Даже руки дрожат. Никогда в жизни еще не стрелял в человека.
— Надеюсь, в меня тоже не будете? — донесся из передней голос Дейли.
— Что случилось? — спросил Мун.
— Только что почтальон принес Мэнкупу письмо!
И по шрифту и по розовому продолговатому конверту оно было двойником только что вскрытого.
«Господин Мэнкуп!
Поскольку Баллин не смог вовремя доставить требуемую сумму, выполняю свое обещание.
Человек, известный вам как писатель и журналист Дитер Баллин, в действительности гестаповец оберштурмфюрер Дитрих Штирмерк. В свое время он заведовал в гестапо так называемым «Сектором интеллигенции», занимавшимся арестом деятелей культуры. Одной из жертв Штирмерка был, в частности, лауреат Нобелевской премии мира фон Осиецки, замученный впоследствии в концлагере. Штирмерк неоднократно сам расстреливал людей, в частности отличился при кровавой расправе с участниками неудавшегося заговора против Гитлера в июле 1944 года. После капитуляции Берлина Штирмерк появился с подложным паспортом в Гамбурге. Из соображений конспирации он выбрал фамилию Баллин, так как психологически уже одно это имя, неразрывно связанное со знаменитой гамбургской династией судовладельцев, ставило его вне подозрений. Выполняя задание Управления по охране конституции, Штирмерк втерся в доверие к вам и вашему другу Грундегу в роли негласного наблюдателя. Когда понадобилось устранить грозившего разоблачениями Грундега, самым подходящим кандидатом для этого явился Штирмерк. Будучи другом Грундега, он был вне подозрений. Сотрудник Управления
Таково настоящее лицо вашего друга Дитера Баллина. Не сомневаюсь, что вы сочтете эти сведения достаточно ценными, чтобы добровольно вознаградить меня десятью тысячами марок, которые я теряю на этом деле. Из известных соображений предпочитаю ассигнации чеку.
Прошу назначить удобное вам время и место встречи.
Почтовый ящик 1567».
Телефон стоял в гостиной между фарфоровыми фигурками, прикрытый кружевной салфеткой. Разговаривая с дежурными Уби-комиссии, Енсен видел сквозь окно идиллический дворик с тихо плескавшим фонтаном. Хозяйка, как он и ожидал, судачила с соседкой. Та, высунувшись наполовину из окна, то и дело поворачивала голову к воротам: речь явно шла о Баллине.
— Итоги неутешительны, — сообщил Енсен, вернувшись к Муну и Дейли. — Людей прислать не могут. Вся полиция брошена на борьбу с демонстрантами. Комиссар Боденштерн отсутствует. Без его ведома начальник пункта оперативного оповещения не может принять приказа о задержании Баллина… Я оставил телефонограмму для комиссара с просьбой явиться сюда.
— Ну что ж, будем ждать. — Дейли подошел к книжной полке.
— Интересно, кто этот Б.? — спросил Мун, рассеянно перечитывая гётевское стихотворение.
— Попытаемся, — сказал Енсен. — Надо позвонить в информационное агентство «Сириус». По крайней мере узнаем фамилии сотрудников, начинающихся на Б.
— Во сколько вам обойдется такая справка? — поинтересовался Дейли. Он нашел «Заговор генералов» и теперь перелистывал его, читая то один, то другой абзац.
— Совершенно бесплатно. Для них это реклама. — Енсен опять направился к телефону.
— Любопытно. — Дейли поставил книгу на место. — Теперь я понимаю, почему Баллин в новом для него амплуа писателя выбрал жанр документальной хроники. Для очевидца это не так уж трудно. Особенно красочны описания расстрелов.
— Кажется, мы сделали еще одно открытие, — сообщил Енсен, успевший уже поговорить по телефону.
— Боденштерн? — Мун приподнялся со стула.
— Собственно говоря, две фамилии начинаются на «Б» — Боденштерн и Баренс. Если добавить к этому, что Боденштерна уволили из Управления после смерти Грундега и освобождения Мэнкупа…
— Теперь понятно, почему комиссар сразу же узнал Баллина, хотя утверждал, что никогда в жизни не видел, — заметил Дейли.
— Можете вы это доказать? Нет! И автор этого письма тоже не может, иначе он не ограничился бы начальной буквой. Так что лучше не будем об этом говорить. — Мун отчаянно затягивался, но сигара никак не хотела гореть. — Сейчас надо решить другую проблему. Если наши предположения правильны, вырвать ордер на арест Баллина у Боденштерна нелегко. Тем более что дневник частного лица и анонимное письмо шантажиста не являются прямым юридическим доказательством. Чего мы хотим? Чтобы смерть Мэнкупа была отомщена. Для этого есть только один путь.
— Какой? — поморщился Дейли, уже догадываясь, к чему Мун клонит.
— Завещание Мэнкупа! Если Енсен откажется от двадцати тысяч марок…
— Я? — даже удивился Енсен. — Это всецело ваша заслуга! Я ведь говорил уже, моя специальность — фиксировать следы, а для конечных выводов не хватает таланта. Ничего не поделаешь, криминалистика не мое призвание… Но вам-то зачем отказываться?
— Вы не знаете Муна. — Дейли уже смирился со своей судьбой. — Он готов продать последние штаны, чтобы правосудие восторжествовало! Между прочим, — он повернулся к Муну, — кто меня совсем недавно обозвал бескорыстным дураком?