Призраки приходят в дождь
Шрифт:
Притихших японцев накрыло — они сидели тремя совами, забыв о своей дурацкой манере кланяться. Это было хорошо. Как дополнительный бонус к проигранной русско-японской кампании. Пускай знают, как отвоевывать у нас Порт-Артур.
— Мы приносим свои извинения, — забормотал Каору, прижимая ладонь к груди.
Чего он все время извиняется? Что за идиотская манера?
— На том свете сочтемся, — мрачно произнес Санёк. — Даже если кто-то еще не помер, Слепцов в два часа ночи с косой придет и подчистит.
Каору перевел. Хироси вяло улыбнулся.
— Ну что, закончили? — встрепенулся
— Чего это? Еще Санёк не рассказывал, — выдала солиста Шишкина.
Санёк мысленно чертыхнулся. Надо ей, пожалуй, на первой же репетиции подножку поставить, так чтобы с костылем недельку походила. А то больно шустрая стала.
— Нельзя выходить отсюда, пока не рассказаны все истории, — прошелестел Каору.
Ага! Забыл уже, как смотаться хотел полчаса назад.
— Это считается плохой приметой. Круг света, — показал Каору рукой. — Пока горит свеча, все должны рассказать.
— Давай уже, не тяни! — по-королевски разрешила Шишкина.
Санёк пересел удобней. Зачем-то снова посмотрел на окно. А чего он, собственно, тянет? Вот же она! Настоящая история!
— Чего ты, Санёк! Давай! — подбодрил его Вадя, лучась зубастой улыбкой.
Его бы за уши да к стенке прибить, пускай бы работал солнышком, чем даром такую энергию разбазаривать.
— Ну, ты еще тут будешь спектакли разыгрывать, — раздраженно протянула Алиса.
Ее ноготочки уже не просто постукивали по коленке, а долбили, как назойливые птички долбят клювиками пустую кормушку.
— Ну, ладно!
Санёк встал, потом сел. Снова вскочил. Стоя говорить было привычней. Как урок отвечать.
— Все было вчера. И вы это все видели.
— Чего видели? — вылезла вперед Шишкина.
Санёк замолчал, вспоминая вчерашний день.
Сначала шел дождь, потом он прекратился, и начало парить. От асфальта, от стен тянулся удушливый туман. Они плыли в нем, как в воде. По сторонам — клетки с животными. Зоопарк. Обещали панд, но их было всего две штуки, и те какие-то понурые. В остальном — разве что чуть побольше московского. Девчонки стали канючить, что устали, что хотят есть. Илья, как всегда, поддерживал идею с обедом. Алиса предлагала дойти до гостиницы. Вадя громко перечислял, какую рыбу он есть будет, а какую нет. От таких рассуждений бурчало в животе. Людей на улице прибавлялось с каждой минутой. Когда стояли на перекрестке, противоположная сторона казалась густым лесом, сплошной стеной. Вот сейчас загорится зеленый, и стена двинется на тебя, растопчет, задавит. С таким дурацким настроением Санёк и вошел в наугад выбранную забегаловку. Каору как-то неуверенно кивнул, вглядываясь в стеклянные витрины. То ли от запаха, то ли от голода, то ли еще из-за чего Санёк стал громко обсуждать все, что видел вокруг. И того старика тоже.
— Какая-то столовка, — коротко описал он все то, что сейчас вспомнил. — Мы обедали.
— А! — Вадя радостно хлопнул в ладоши. — С дурацкой лапшой?
— Наверное, с лапшой. — Санёк был готов соглашаться со всем, хотя никакую лапшу не помнил. Были водоросли и рис. Но пускай это все называется лапша. Поскорей бы рассказать и уйти отсюда, от таких близких окон, за которыми постоянно кто-то видится. — Там еще старик был. Ну… такой… Чудной.
— С губой отвисшей! — ликовал Вадя. — И глаз один закрыт.
— Хорош встревать! — пнула его Шишкина.
— А чего, ты не помнишь, что ли? — не унимался Вадя.
— Да помню, помню, — зашипела Шишкина.
— Ну вот, — выдохнул Санёк и сел.
— Чего «вот»? — не поняла Кристина. — История-то где?
— Чего рассказывать, если вы все это видели? — заторопился Санёк. Коленки его, как пружинки, сами распрямились, заставляя встать. — Я смеялся над этим стариком, передразнивал, как он смешно лапшу в рот забрасывал, как губой пришлепывал. Вы еще все подначивали — давай еще, давай еще. Старик ругался.
— А я говорила, — решила ввернуть свое веское слово Алиса. — Вел ты себя безобразно.
— Проехали уже! — Илья без игры скучал, ждал, когда можно будет пойти к автомату, стоящему напротив рецепции, и купить бутерброд.
Санёк заулыбался. Он вспомнил, как весело ему было. Как смешно обижался старик, как дергалась его обвисшая губа, как распахивался в гневе черный глаз. Он тогда грозил кулаком, стучал ногами и что-то кричал. В ответ все смеялись, потому что движения его были нелепы, неуклюжи. А когда старик уходил, бросив свою лапшу, все со стульев попадали от хохота. Старик приволакивал ногу и вообще шел слегка боком.
— Ну вот, мы тогда повеселились, я и забыл. — Санёк и сам не заметил, как стал от волнения ковырять кожицу на большом пальце правой руки. — Мы еще погуляли. В магазин этот зашли. Ну… короче, вечером я снова увидел этого старика. Мы сидели в забегаловке здесь, за углом, я поворачиваюсь, а старик на улице стоит и через стекло на меня смотрит. Я сначала думал, что ошибся. Может, у них этих стариков здесь вагон. Выпустили из зверинца, вот и ходят. Он посмотрел на меня и руку поднял. Как будто помахал.
— Вот, доигрался, — фыркнула Алиса.
— Чего сразу я? — От расстройства Санёк присел. — Может, он в этом районе живет? Заметил нас, постоял да пошел. Чего ему? А он как приклеился — стоит и стоит. Смотрит. Я среди ночи проснулся — еще ливень начался, — чуть с кровати не свалился от страха — смотрю, в окне этот дед.
— Это чего, кошмар такой? — тихо спросил Вадя.
— Какой кошмар? На самом деле все! — кипятился Санёк.
Чем больше он рассказывал, тем больше убеждался, что никакая это не шутка и не розыгрыш, что все на самом деле, а потому все очень и очень плохо.
— Я теперь его везде вижу. В номере утром сидели, он постоянно появлялся за окном. То пройдет тенью, то ладонь приложит.
— У тебя этаж-то какой? — глухо спросил Илья.
— Десятый, — повернулся в его сторону Санёк, словно в вопросе услышал предложение помочь и спасти.
— Может, Карлсон? — с серьезным видом спросил Вадя. — Чего-то я никого не видел.
— Может, и Карлсон…
Санёк почувствовал неприятный страх, спиралькой свернувшийся под сердцем. Между лопаток пробежала капля пота. Думал, расскажет, станет легче, а вышло, что сам себя еще больше накрутил.