Призраки прошлого
Шрифт:
– Ты что тут делаешь?
– я схватил её за руку.
– Отстаньте!
– заверещала она, бросившись к двери.
Я мгновенно перекрыл ей выход. Она завопила благим матом, будто я собирался её изнасиловать! В дверь начали колотить, и, скрепя сердце, пришлось открыть. Зрелище было, мягко говоря, малопривлекательным. Я - в полураздетом состоянии рядом с пунцовой девахой с растрёпанными волосами. Девица, как мышь, шмыгнула в коридор и растворилась в толпе. А люди, разочарованные слишком быстро закончившимся шоу, разошлись по своим делам.
Я вернулся, запер дверь, и всё внимательно обыскал. Заглянул под кушетку, в шкафы, за портьеры. Слава Богу, больше никого не нашёл. Вновь открыл шкаф и только сейчас понял, что попал в чужую гардеробную. На вешалках висели костюмы, плащи не только не моего размера, но даже отдалённо не напоминающие стиль тридцатых годов прошлого века. Я решил аккуратно осматривать вещи.
В одном из ящиков шкафа обнаружил несколько коробочек. Тут же валялось несколько запонок. И среди них очень похожая на ту, которую нашёл в пещере. Только эта была в нетронутом состоянии. Сунул находку в карман и осторожно вышел из комнаты.
– Олег! Я вас ищу!
– послышался запыхавшийся голос костюмера Лады Данилюк.
– Куда вы запропастились? Мы вам подготовили костюм. Идемте!
– воскликнула она, хватая меня за рукав.
Я оглянулся и заметил маленькую табличку на двери: «Д.С. Верхоланцев».
Лада привела меня в костюмерную. Положив на кушетку вешалку с костюмом, вышла. Я быстро прошёлся, открывая дверцы шкафов, отдёргивая портьеры. Наверно, выглядел настоящим параноиком с манией преследования. Успокоившись, облачился в роскошный костюм, повязал лёгкий шарф. Через пять минут послышался деликатный стук в дверь, Лада вернулась и оглядела профессиональным взглядом.
– А на вас костюм лучше сидит, чем на Северцеве, - задумчиво пробормотала она, словно разговаривала сама с собой.
– С ним как не старались, ничего не выходило.
Я понял, это не комплимент, а чувство гордости за свою работу. Для Лады я был лишь манекеном, на котором хорошо сидела созданная ею одежда. Я одёрнул ещё раз пиджак, взглянул в высокое от пола до потолка зеркало, и вышел в коридор, стараясь держаться соответствующе костюму. Прошёлся до гримёрной мамы Гали, постучал.
– Заходи, Олежек, - сказала она.
– Я тебя давно жду. Поесть не хочешь?
– Нет, спасибо, - ответил я, с раздражением вспомнив, что не захватил с собой ничего съедобного и придётся опять пользоваться любезностью гримёра.
- Ты только не стесняйся, - будто услышав мои мысли, проговорила она мягко.
– Мне самой приятно.
Присел за столик и мама Галя начала причёсывать меня.
– Знаешь, Олежек, хочу дать тебе один совет. Ты можешь не слушать, конечно. Но я помочь тебе немножко хочу. Тебя, наверняка, учат премудростям актёрской игры. Но ты постарайся забыть об этом. И играть себя, просто себя, в предлагаемых обстоятельствах. Тебе станет сразу легче.
Я вгляделся в глаза мамы Гали в зеркале и вдруг понял, как я, дилетант, смогу вписаться в этот ансамбль со звёздами-профессионалами. Действительно стало легче на душе. Загримированный я вышел в коридор, прошёлся до вывески над входом в кафе, постучал в дверь. Она отворилась, и я увидел Лифшица, стоящего на пороге. Он тихо сказал мне:
– Заходите! Садитесь вон за тот столик, ближе к сцене.
Звучала глухая фонограмма музыкального сопровождения, стрекот камер, Верхоланцев отдавал указания. Я сделал шаг по направлению к столику и чуть заметно вздрогнул, услышав чарующее пение. Без сомнения, голос, завораживающей яркой чувственностью, принадлежал Милане, стоящей в круге света на эстраде. Я присел за столик и с удовольствием включился в процесс. Она пела что-то по-английски, выразительно-эмоциональное, зажигательное, грациозно двигаясь в такт мелодии. Это всегда сводило с ума. Шевельнулась в груди ревность. Я её хотел, безумно хотел, а она принадлежала кому угодно, только не мне.
– Стоп! Молодцы, - с большим сожалением услышал я голос Верхоланцева.
Милана сошла со сцены и присела за мой столик, поправляя причёску.
– Ну как?
– спросила она.
– Понравилось?
– Потрясающе, - сказал я совершенно искренне.
– Обожаю ваш голос. Вы могли бы в Ла Скала петь.
– Спасибо за комплимент, - почему-то с грустью сказала она.
Рядом возник Верхоланцев. Исподлобья оглядев меня, пробурчал:
– Ну, неплохо, неплохо получилось. Сейчас будем сцену репетировать. Милана, иди, переоденься. И грим поправь. Олег, сценарий читай.
Проводив Милану взглядом, он плюхнулся за столик, и снисходительно спросил:
– Нравится тебе Милана?
– Да, она здорово поёт.
– Поёт, - протянул он насмешливо.
– А что ты на неё так смотришь, будто готов её в постель утащить прямо со сцены?
– в голосе звучали откровенно раздражённые нотки.
– И что?
– не понял я.
– Она очень красивая женщина. Я просто играл, как вы сказали.
– Игрок тоже мне. Из тебя игрок, как из говна пуля. Слушай, Верстовский, - он наклонился ко мне, схватился за пуговицу на моем пиджаке.
– Ты тупой или валенком прикидываешься? Наивный чукотский юноша. Милана - моя жена. Если узнаю, что ты с ней шуры-муры крутишь, яйца тебе оторву. Понял?
– Понял. Мне даже в голову не приходило...
– Хватит врать, - зло оборвал меня Верхоланцев.
– Пойди вон до того молодого человека за столиком, в очках и наушниках, и погляди в монитор на свою физиономию. Давай, сценарий читай. Сорок вторая страница.
Он встал, аккуратно задвинул стул и, бросив на меня злобный взгляд, ушёл. Я уткнулся в сценарий, но сосредоточиться никак не мог. Вспомнил о запонке, которую нашёл в гардеробной Верхоланцева. А что если Северцев позволил себе «шуры-муры» с Миланой? Это мотив. Верхоланцев так стремился прикормить меня, ставку выбил почти звёздную. Я случайно узнал, что пятьсот баксов за съёмочный день получают малоизвестные, но профессиональные артисты с большим стажем, но никак не журналист. Тем более, Верхоланцев такая крупная величина, что актёры сами готовы заплатить, лишь бы сняться у него. Он сделал это, потому что жаждал узнать, не нашёл ли я улики, которые изобличали бы его, как убийцу. Мне стало не по себе. Если Верхоланцев расправился с Северцевым, звездой первой величины, то уж, что говорить обо мне?
– Олег, здесь нельзя курить, - услышал я голос Лифшица.
Я непонимающе воззрился на него, с трудом переходя от своих мыслей к реальности.
– Затушите сигарету, - повторил он.
Я, наконец, понял, что он сказал, скомкал окурок и оглянулся в поисках мусорной корзины, но ничего не нашёл, а кидать на пол в студии, не хотелось. Начал бродить между столиками, вышел в коридор в поисках сортира. Увидев стилизованное изображение мужика, хотел открыть дверь, и вдруг услышал голос Верхоланцева, идущий из комнаты напротив: