Призраки прошлого
Шрифт:
– Только ты мусорам не говори!
– взвился Колян.
– Они все в доле состоят. Это я тебе точно говорю. Тут, понимаешь, кино снимают. Только не кино это никакое. А все по-настоящему. Люди исчезают. Раз и нету.
– Брехня. Я в этом кино снимаюсь. Никто там не исчезает. Ну, убили одного актёра, так полиция убийцу ищет. А раздули... Из мухи слона сделали.
– Это не то кино!
– раздражённо воскликнул парень.
– Я знаю, Верхоланцев новый фильм снимает в Дальноморске. Но это другое! Это сюда никакого отношения
Я нахмурился, вспомнив про реалити-шоу, и хотел расспросить парня подробно, но услышал, как открывается дверь.
– Ты, у стены, - ткнув в меня пальцем, пробурчал мент.
– Пошли.
Я вышел в коридор, испытав приступ сильнейшего дежавю, засосало под ложечкой, ноги стали ватными. В тесном кабинете без окон сидел майор, плотный, широкоплечий битюг с коротко подстриженными волосами и густыми усами.
– Так, как ваше имя?
– спросил следователь.
– Где проживаете?
Я попытался разглядеть лицо мучителя получше: голос показался знакомым. Но в глаза бил ослепляющий свет от настольной лампы.
– Олег Янович Верстовский, - я вытащил паспорт и бросил на стол.
– Живу на Озёрной, пять.
– Ясно. Ну и почему вы ворвались в гостиницу, выломали дверь в номер? Можете объяснить?
– Пришёл к моей знакомой, она не отвечала на звонки.
– А вам не пришло в голову, что ваша знакомая может не отвечать, потому что в два часа ночи спит?
– ехидно, но весьма логично, прокомментировал мент.
– Мы поссорились, я хотел попросить прощения. Боялся, с ней что-то случилось.
– Ага, а почему же вы не знали номер, в котором проживает ваша знакомая, между прочим, народная артиста России? Вы угрожали администратору пистолетом, хотели выяснить, где живёт госпожа Рябинина. Хорошо же вы её знаете.
– Я снимаюсь вместе с Миланой, но живу в частном доме, у своих знакомых. Поэтому номера не знал!
– раздражённо прорычал я, хорошо понимая, что мой поступок выглядит совершенно по-идиотски.
– А может быть, дело обстояло вовсе не так, - ядовито изрёк майор, откидываясь на спинку стула.
– Вы - фанат Рябининой, узнали, что она снимается в Дальноморске, приехали сюда, нашли номер, чтобы выказать свои чувства. Она вас отвергла, вы решили её убить.
Я тяжело вздохнул, ощутив комок в горле. Менты другое убийство на меня хотят навесить. А я даже не знаю, сумела ли Милана выжить! Но если нет... То какое это сейчас имеет значение? Я потёр лицо руками, от серьёзного недосыпания, беспокойства за Милану, сводящего с ума, режущего, слепящего света жутко трещала башка.
– Я не убивал Милану, она вскрыла себе вены, лежала в ванне. Я вытащил её и вызвал скорую. Я действительно снимаюсь вместе с ней. Вы меня уже допрашивали по делу Северцева. Это я его труп нашёл в гроте.
– Хватит врать, Верстовский!
– заорал майор, кидая с грохотом на стол огромный том, заставив меня подскочить на месте.
–
Ну вот, уже серийного маньяка из меня сделали. Сейчас начнут бить, я все подпишу. И тут вздрогнул от резкой телефонной трели. Раздражённо схватив трубку, майор буркнул:
– Майор Дмитриенко слушает. Так. Так. Да, он у нас. Я понимаю. Конечно, - с каждым сказанным словом голос звучал всё более подобострастно, в конце стал омерзительно елейным.
Он положил трубку, пожевал кончик уса и холодно изрёк:
– Подпишите протокол, сейчас за вами приедут.
Через полчаса я вышел из здания управления и остановился на крыльце. Солнечный свет резанул воспалённые глаза, жаркий полуденный воздух обжёг лёгкие. И только через мгновение я увидел чёрную Ауди. Вылез Лифшиц и помахал мне рукой.
Когда я плюхнулся рядом с ним, спокойно поинтересовался:
– Я уволен?
– С какой стати?
– искреннее удивился он.
– Ну, дверь выбил в номере, администратору угрожал.
Лифшиц расхохотался.
– Если из-за каждой выбитой двери актёра с роли снимать, тогда работать совсем некому будет. Поехали, тебя на съёмках ждут. Сцену ограбления банка снимать будем.
– Какую сцену ограбления?
– изумился я.
– У меня в сценарии ничего не было!
– Семён дописать успел.
– Послушай, Юра, - как можно спокойнее произнёс я, раздельно произнося каждое слово.
– Если через неделю я не вернусь в Москву, меня уволят из журнала, где я работаю десять лет. Мы договаривались всего на пару съёмочных дней, а я торчу здесь две недели.
– Ну и что?
– хмыкнул Лифшиц.
– Ну, уволят. Зато, когда наша картина выйдет, ты станешь знаменитым. Нарасхват будешь. Мы уже показали отснятый материал фокус-группам. Люди от тебя в восторге. А это для твоих отношений с Миланой важнее. Что лучше - быть малоизвестным репортёром или популярным артистом?
– Не знаю, зачем я вам так понадобился, - устало бросил я.
– Но, первое - популярным я не стану - это точно, сказки мне не рассказывай. Второе - я поссорился с Миланой. Между нами, можно сказать, все кончено. Она пыталась покончить с собой из-за меня. Она не простит. Никогда.
– Глупости. Сделала она это не из-за тебя. Ну, может это последней каплей стало. Но она в последнее время и так на нервах вся. Тяжело ей, Олег, понимаешь. Во-первых, чувствует, что стареет. Ты же знаешь, какая она красавица была раньше! Сколько поклонников! В окна лезли, прохода не давали!
– Лифшиц, заткнись, она и сейчас красавица!
Он хитро прищурился.
– Ну да. Молчу-молчу, - притворившись, что испугался, изрёк Лифшиц.
– Но, во-вторых, после смерти Гришки, она вся извелась. Вот поэтому.