Призраки(Рассказы)
Шрифт:
Но когда он осмелился разомкнуть веки минуту спустя, то, к величайшему облегчению, увидел, что выражение ее лица изменилось: несмотря на смертельную бледность, тетя улыбнулась, и ужасная маска исчезла — прежний облик вернулся к ней.
— Все ли в порядке? — только и смог вымолвить Шортхаус. Ответ этой удивительной пожилой дамы был показательным:
— Мне холодно… и немного страшно, — прошептала она.
Шортхаус предложил закрыть окно, но тетушка удержала его, умоляя не уходить даже на мгновение.
— Что-то происходит наверху, я знаю, — тихо вымолвила она. — Только вряд ли я смогу заставить себя подняться туда.
Однако Шортхаус придерживался иного мнения: он понимал, что решительные действия скорее всего помогут вернуть утраченное самообладание.
Он достал фляжку и налил в стаканчик чистого коньяка, достаточно крепкого, чтобы придать человеку силы. Тетя Джулия сделала глоток, и легкая дрожь прошла по ее телу. Сейчас Шортхаус думал лишь о том, как выбраться из дома, пока она не упала в обморок; при этом он сознавал, что опасно бежать от противника, поджав хвост. Бездействовать далее было невозможно; контроль над собственными чувствами слабел с каждой минутой, и следовало без промедления предпринять самые отчаянные, решительные меры. И уж лучше не спасаться бегством, а наступать на врага и достойно встретить ужасную кульминацию, если она необходима и неизбежна. Шортхаус чувствовал, что способен сделать это сейчас, но десятью минутами позже сил могло не хватить ему одному, а на двоих — тем более!
Тем временем шум наверху нарастал, он приближался. Кто-то двигался, осторожно ступая по скрипучим половицам и натыкаясь на мебель.
Подождав несколько мгновений, пока изрядная порция алкоголя окажет свое воздействие, и понимая, что эффект при таких обстоятельствах продлится недолго, Шортхаус неслышно поднялся на ноги и твердо заявил:
— Теперь, тетушка Джулия, мы отправимся наверх и узнаем, чем вызван этот шум. Вы тоже должны пойти, как мы и договаривались.
Он подхватил трость и достал свечу с буфетной полки. Тетушка безвольно поднялась позади него, тяжело дыша, и он услышал слабый голос, уверяющий, что она готова. Шортхауса поражала ее храбрость — неизмеримо большая, чем его собственная; и когда они вместе тронулись в путь, высоко держа истекающую воском свечу, от этой дрожащей, бледной женщины рядом с ним исходила непонятная, величественная сила, вдохновляя Шортхауса, заставляя его устыдиться своей трусости, — и без этой поддержки он справился бы с испытаниями этой ночи намного хуже.
Они пересекли темную лестничную площадку, избегая глядеть во мрак за перилами. Затем стали подниматься по узкой лестнице навстречу звукам, которые с каждой минутой становились все громче и слышались все ближе. На полпути тетушка Джулия споткнулась, и Шортхаус остановился, чтобы поддержать ее; именно в этот миг раздался ужасающий грохот наверху, в коридоре прислуги. И немедленно раздался пронзительный вопль — крик животного ужаса и одновременно мольба о помощи.
Прежде чем они смогли отодвинуться или спуститься на ступень вниз, кто-то промчался по коридору у них над головой, то и дело спотыкаясь, в безумной гонке — а затем на полной скорости, перескакивая через три ступени, побежал вниз по той самой лестнице, где они стояли. Шаги были легкими и неуверенными, но позади слышалась более тяжелая поступь другого человека — такая тяжелая, что лестница под ним сотрясалась.
Шортхаус и его спутница успели только прижаться к стене, когда верхние ступени задрожали от топота, и два человека, один за другим, скатились вниз. Ураган звуков разрушил полночную тишину пустого дома.
Преследователь и жертва промчались мимо: половицы на лестничной площадке дважды скрипнули у них под ногами. При этом ни Шортхаус, ни тетушка Джулия не увидели совсем ничего — ни рук, ни плеч, ни лиц, даже краешка развивающихся одежд не разглядели.
На секунду все замерло. Затем беглец с более легкой походкой попытался скрыться в той комнате, которую только что покинули Шортхаус с тетушкой. Второй человек ринулся следом. Оттуда донеслись звуки борьбы, хрипы и приглушенные крики; потом на площадке вновь раздались шаги — тяжелые, неуклюжие.
Полминуты продолжалось мертвенное безмолвие, и вдруг послышался свист стремительно рассекаемого воздуха. И в глубине дома что-то с глухим стуком и хрустом ударилось о каменные плиты пола.
И снова воцарилось абсолютная тишина без единого шороха. Свеча горела ровным пламенем — за все это время огонек не дрогнул, и воздух был недвижим. Парализованная ужасом тетя Джулия, не дожидаясь, последует ли за ней спутник, нетвердой походкой стала спускаться вниз; она беззвучно плакала, и когда Шортхаус обнял ее, поддерживая, то ощутил, что она дрожит как осиновый лист. Он свернул в маленькую комнату и поднял с пола плащ, и, рука об руку, они медленно миновали три лестничных пролета — молча, не оглядываясь, — и добрались до вестибюля.
Там никого не было, но пока они шли вниз, их не покидало странное ощущение, что за ними по пятам кто-то идет, то отставая, когда они ускоряли шаг, то вновь нагоняя, стоило им приостановиться. Однако ни разу они не обернулись, чтобы убедиться в этом; на каждом повороте лестницы и тетя Джулия, и ее племянник опускали взгляд, опасаясь увидеть на верхних ступенях тот ужас, что преследовал их.
Шортхаус распахнул входную дверь дрожащей рукой, и они вышли на лунный свет и глубоко вдохнули прохладный воздух, принесенный ночным бризом с моря.
Маркус Кларк
КНИЖНЫЕ ПРИЗРАКИ
— Найдите мне порядочное занятие, — ответил он. Просьба оказалась столь странной, что я молча уставился на него.
— Не понимаете, что ли? — сказал он, усаживаясь передо мной с бесцеремонной грубостью. — Я хочу стать уважаемым членом общества. Хочу честную работу.
— Но, мой добрый сэр, отчего вы явились ко мне? Ваши намерения превосходны, но поиск честной работы — это уж точно не по моей части.
— Чушь! — заявил он. — Вы могли бы дать мне целое состояние, если бы захотели, вы знаете. Но это ни к чему. Нет, я в такие игры не играю! Чего доброго, по вашей воле явится откуда ни возьмись мой старший брат-счастливчик из Новой Зеландии да и унаследует вместо меня родовое поместье, или вы можете выкинуть меня из золоченой кареты прямо перед воротами церкви и выдать мою невесту замуж за другого — так и будет. Я вас знаю. Мне нужен всего лишь скромный достаток, чтобы никому не было до него дела.
— Вы говорите даже более таинственно, чем выглядите, друг мой, — ответил я.
— Фи! — сказал он (никогда не думал, что кто-нибудь, кроме книжных героев, говорит «Фи» — никогда). — Неужто вы не узнаете меня?
Я пристально поглядел на него, и мне показалось, что я его знаю: эта шляпа, этот бушлат, этот вязаный шарф, обмотанный вокруг широкой шеи, эти яростные глаза — все было знакомо мне…
— Нет ли у вас, случайно, каких-либо особых примет? — спросил я, а мой лоб покрылся испариной.