Призраки солнечного ветра
Шрифт:
Когда мужчине перевалило чуть за сотню, он углубился в науку и со временем очень пожалел, что не занялся изучением окружающего мира намного раньше. Слишком значительное время, которое могло бы послужить гораздо более полезным целям оказалось потрачено на бесплотные игры. Все последующие годы ушли на то, чтобы догнать упущенное, но старания все чаще терпели крах.
По возвращении под «купол Гекаты» нахлынули ностальгические воспоминания. Здесь делались первые шаги, и здесь впервые возник вопрос, что же он такое. Прибыв на планету в составе правительственного корабля еще младенцем, Фальха определили в местную семью, лишившуюся детей еще на Земле. Говорили, малыш родился на корабле, а мать его погибла на нем же. Ходили так же толки, что у него, дескать, и вовсе родителей не было. Слухами Марс полнится — гласила старая поговорка. Один из таких домыслов молвил, будто ребенок
Первые восемьдесят лет, будучи молодым и горячим, Фальх окунулся в жизнь второй волны колонизации. Туда, где начинали кипеть события, где индустриализация достигла своего пика. Люди, подгоняемые жаждой жизни и страхом смерти, выкладывались на все сто процентов. Выкладывался и Фальх. Когда стало заметно, что с мужчиной что-то не так, у многих стали возникать вопросы. Впрочем, как и у него самого.
Долгие, долгие месяцы он провел в стенах научного центра, где еще непрозрачный тогда купол Гекаты пытался раскрыть его таинственные секреты. Но так и не смог. Ни один из методов исследования ДНК не выделил каких-либо значимых отклонений. И даже то, почему мужчина жил, так долго совсем не меняясь — оставалось загадкой. По всем параметрам это был обычный человек, внешне практически ничем не отличающийся от остальных. Существовали некоторые сугубо внешние дефекты, только слегка выходящие за рамки нормы и устраненные еще на заре его молодости. Объяснялись они довольно легко и обыденно — отголоски поголовной моды на мутации в период легализации их на Земле через множество поколений проявлялись и в потомках. Даже, если потомки эти были лишь следствием использования генетического материала базового носителя. Все, что удалось отыскать ученым — лишь один не столь значительный недуг, в сущности не влияющий ровным счетом ни на что. Бесплодие. Да и эта новость не стала слишком неожиданной, ибо подобный диагноз отмечался у многих.
Если верить слухам и принять их за правду, то вполне можно было предположить, что такой проект, как Фальх, оказался более, чем удачным. Вот только повторить его никому так и не удалось. Непонятно каким образом появившаяся невосприимчивость к аномальным зонам тоже объяснения не нашла. Но факт оставался фактом: монстры разрывов его просто не воспринимали, проходя сквозь, совершенно никак не взаимодействуя ни с плотью, ни с нервной системой. Этот механизм разительно отличался от сопротивляемости. Если последняя причиняла боль монстрам аномалий, заставляя их частично или полностью проявляться и способна была отправить пришельцев обратно в их реальность, то талант Фальха состоял лишь в том, что он оставался невидим для всех фаз, кроме конечной, проявленной. Иными словами, уязвим он оставался только чисто физически.
Впрочем, как и все остальные жители планеты. Абсолютно никто не смог повторить тот научный гений, что сконцентрировался в этом загадочном человеке. Даже он сам.
Мужчина считал себя очень удачным экспериментом по выведению идеального человека, и в какой-то мере гордился этим. Но вместе с этим испытывал настолько непреодолимую тоску, и даже одиночество, что иногда хотел выть волком. Так Фальх и жил, с тянущим чувством неудовлетворенности. И с каждым днем этот внутренний протест разрастался, словно снежный ком на пике Олимпа. Желание взглянуть своим создателям в глаза стало непреодолимым. Эта блажь и стала камнем преткновения всех поступков и внутренних мотиваций. Мужчина понимал, что какой-нибудь ученый в большой, светлой лаборатории вряд ли мог считаться его полноценным родителем и вряд ли испытывал к ребенку все то, что должен испытывать отец или мать к своему дитя. Однако, как человек вхожий в научную среду, Фальх знал, что любой удачный проект, особенно, если он связан с генетическими операциями или выведением нового вида вызывает внутри гораздо больший отклик, чем рутинная мелкая работа. Удивительно, но ему этого было вполне достаточно.
Теперь, спустя сотню лет, Диттэ снова сидел в своем кабинете, и больше предавался меланхолии, чем делал подвижки в деле новоприбывших нелегалов. Для него этот случай был интригующим, потому как пахнуло далеким прошлым, которое явно не желало его отпускать. Возможно, удалось бы осуществить пару сумасшедших задумок, посетивших практичную фантазию ученого как только поступила информация о необычных преступниках. А, может, просто хотелось больше узнать о Земле. Прикоснуться к давно ушедшей истории. Сомнений не осталось, что многие захотят это сделать. Просто этот сенсационный случай еще не предался огласке. Впрочем, это было лишь делом времени. Но то, что он будет первым, мужчина знал точно.
Над столом вспыхнула входящая голограмма.
— Господин Диттэ, пятая группа уже прибыла, — предупредила старший научный сотрудник Дорол Меррианд.
— Сейчас буду, спасибо, — оживился праздно качающийся в глубоком кресле ученый. — Пусть подготовятся.
Пятеро человек уже находились в зоне карантина. Исследователи переодевались и производили полную дезинфекцию, попутно оформляя всю электронную отчетность о проведенной работе. Их начальник стоя за стеклом, пристально наблюдал за процессом. Его нетерпеливость немного удручала, но никто и не думал выказать недовольства. Работа есть работа.
Анализируя входящие данные в реальном времени, Фальх морщил лоб, напряженно о чем-то размышляя. Вообще, сосредоточенность, задумчивость и погруженность в себя стали в последнее время его неизменными спутниками. Трудно сказать, к чему это приведет, но опыт подсказывал, что плоды обязательно будут. Понятия «идти вслепую» не существовало. Скорее, применим был термин «идти на ощупь», где тонкое предчувствие цели заставляло двигаться в правильном направлении. Как и всегда.
Вернувшихся осмотрели и опросили сразу, как только те покинули зону карантина. Все происходило в какой-то тихой, напряженной атмосфере. Коллеги держались спокойно, но между ними чувствовалась какая-то отстраненность. Фальх знал, почему. Он сразу заметил худенькую женщину лет пятидесяти. Рабочий комбинезон висел на ней, словно безразмерный балахон.
— Где это произошло? — спросил Фальх.
— У южных ворот Птоломея, — тихо, подавленно отозвалась та.
— По приборам сейчас там ничего нет, — с легким недоверием протянул мужчина, не обращаясь при этом к кому-то конкретно. Попутно он тщательно изучал отчетность, сканируя местность в реальном времени.
— Датчики не фиксируют всплесков, но он там, — уверила его дама. — Не успела среагировать. Задело.
— Понятно. Мне очень жаль. Это моя вина, — скорее из вежливости, чем из сочувствия сказал Фальх.
Ответа не последовало. Женщина в некой растерянности молча опустила голову. Годы утекли безвозвратно, унося с собой большинство надежд на будущее.
— Можешь не беспокоиться, — успокоил ее босс, и, видя смятение, решил-таки проявить хоть сколько-то сочувствия. — Все будет возмещено. Восстановление физиологии я тоже организую по высшему разряду.
Легкая улыбка коснулась лица сотрудницы.
Фальх начал собираться. Его не устраивали результаты проделанной работы. Невозможно ловить на расстоянии то, что не способны засечь даже сенсоры. Это все равно что смотреть, как песок течет сквозь пальцы, в надежде, что он остановится.
— Если хочешь, чтобы сделано было хорошо — сделай это сам, — тихо сказал ученый.
Взяв с собой несколько человек из другой группы, он вылетел в давно покинутый людьми город. Фальх Диттэ намеревался поймать ветер с помощью воздушного змея и подчинить его себе.
Город Птоломей был одним из первых поселений, и имел довольно устаревшую систему жизнеобеспечения. После обновления нормативов оснащения населенных пунктов он уже не соответствовал технике безопасности, и со временем это стало чувствоваться особенно остро. Фундамент города, с вмонтированным в него намертво куполом, залегал очень глубоко. Строительство нового обошлось бы очень дорого, учитывая необходимые работы по демонтажу предыдущих механизмов. Старая защита не справлялась со своей задачей. Постройки, как выяснилось, не были способны выдержать природные явления, возникшие в результате последнего этапа терраформации. После окончания основных работ погода Марса сменила свой настрой. Многие города встали на пути неуправляемых стихий. Человек предпочел сдаться. Отступить. Люди ушли, и теперь здесь, в плену тропических зарослей, царили руины. Казалось, природа только этого и ждала. Она оплела плоды человеческих трудов густо разросшимися растениями, превратив их в синтез прошлого и будущего. В символ того, что ничто не бывает вечным. Словно напоминание венцу эволюции, что он все так же слаб, как и всегда. В таких брошенных городах всегда царила неестественная тишина, изредка нарушавшаяся криками животных или птиц. Хотя обычно подобные районы предпочитали обходить стороной и они.