Призраки Сумеречного базара. Книга вторая
Шрифт:
Вас что-то мучает?
– Я… – она призвала всю свою храбрость.
Она может это сделать… Она и сама почти в это поверила. Она может рассказать этому незнакомцу про свой холодный дом. Про родителей, замечавших ее, только когда она делала что-то не так. О последствиях, ожидавших ее в этом случае.
– Дело в том, что…
Безмолвный Брат резко отвернулся, и она замолчала. Его незрячий взгляд уставился на бежавшего к ним человека в черном плаще-тренче. Увидев Безмолвного Брата, тот застыл как вкопанный и побледнел, потом
– Вы его знаете? – спросила Селин.
Прошу прощения, мне придется заняться им.
Безмолвные Братья не показывают эмоций, и, насколько Селин знала, даже не ощущают их. Иначе она сказала бы, что этот Брат что-то чувствовал, и очень глубоко. Страх или возбуждение – или то причудливое сочетание одного с другим, что возникает перед битвой.
– Хорошо, я только…
Но Безмолвный Брат уже исчез. Она снова осталась одна. И слава Ангелу, подумала Селин. Слишком опасно вытаскивать на свет темную правду – даже если ты всего лишь заигрываешь с этой мыслью. Как это глупо, как слабо – хотеть, чтобы тебя услышали. Чтобы тебя по-настоящему увидели – хоть кто-то, пусть даже человек, чьи глаза никогда не открываются. Родители всегда говорили, что она глупая и слабая. Возможно, они были правы.
Путь Брата Захарии лежал через запруженный народом Сумеречный базар. В странную игру они играли: охотник держался в нескольких футах от дичи. Дичь звали Джек Кроу, и он определенно знал, что Захария встал на его след. Тот, в свою очередь, мог прибавить шагу и настичь добычу в любой момент. Но Кроу не останавливался, а монах его не догонял. Вскоре Кроу добрался до края арены и углубился в густой лабиринт улочек, начинавшийся сразу за воротами.
Брат Захария не отставал.
Он с большой неохотой покинул девушку – у них явно было что-то общее. Каждый отдал частицу своего сердца Эрондейлу. Оба любили тех, кого не могли получить.
Конечно, любовь Брата Захарии была лишь бледным подобием настоящего, первозданного человеческого чувства. Казалось, будто он смотрит на мир сквозь завесу, и с каждым годом все труднее было вспоминать, что там, по другую ее сторону. Каково это – желать Тессу, тосковать по ней, как может тосковать живой, дышащий мужчина? Каково это – нуждаться в ней? Захария уже ни в чем по-настоящему не нуждался. Ни в еде, ни во сне, ни даже в Тессе, хотя это чувство он еще иногда пытался в себе вызвать. Его любовь жила, но уже притупилась. А вот любовь этой юной девушки до сих пор была зазубрена по краям – это помогло ему вспомнить.
И ей нужна была помощь. Самая человечная, человеческая часть Захарии едва не соблазнилась остаться рядом с ней. Девушка была такой хрупкой, и так решительно это скрывала. Она тронула его сердце… но сердце Брата Захарии было замуровано в камне.
Он попробовал себя переубедить. В конце концов, сам факт того, что он сейчас здесь, говорил об обратном: сердце у него до сих пор человеческое. И он уже много десятилетий охотился – из-за Уилла, из-за Тессы, из-за того, что где-то внутри него все еще жил Джем, мальчик-Охотник, любивший их обоих.
До сих пор любивший их обоих, – напомнил себе Брат Захария. В настоящем времени.
Подвеска-цапля укрепила его подозрения. Этого человека он и искал. Захария не мог позволить ему уйти.
Кроу нырнул в узкий, мощеный брусчаткой переулок. Захария свернул следом, напряженный и собранный. Он чувствовал, что их медленная погоня близится к концу. Разумеется, переулок закончился тупиком. Кроу развернулся, в руке блеснул нож. Он был совсем молод, ему едва перевалило за двадцать, гордое лицо, копна светлых волос.
У Брата Захарии тоже было оружие, и он научился прекрасно им владеть, но даже не попытался применить посох. Этот человек угрозы не представлял.
– Ладно, Охотник. Ты меня хотел, ты меня получил.
Кроу напружил ноги и крепче сжал нож, явно ожидая нападения. Брат Захария рассматривал его лицо в поисках чего-нибудь знакомого, но нет – ничего. Мальчик притворяется воином и храбрецом. Незрячие глаза Брата Захарии легко различали то, что кроется за масками. И сейчас они видели страх.
Сзади послышался шорох.
– Знаешь, как говорят, Охотник: будь осторожнее со своими желаниями, – сказал женский голос.
Брат Захария неторопливо повернулся. Сюрприз. У входа в переулок стояла молодая женщина, даже моложе Кроу. Прекрасная, почти неземной красоты: сияющие светлые кудри, рубиновые уста и пронзительно синие глаза – как раз такие, которые много тысячелетий могут вдохновлять плохих поэтов. Красавица нежно улыбалась. И целилась из арбалета Брату Захарии прямо в сердце.
Он почувствовал укол страха. Не из-за ножа и арбалета – их можно не бояться. Он предпочел бы вовсе избежать драки, но при необходимости легко обезоружил бы нападавших, и они не смогли бы защититься. В том-то и заключалась проблема.
Страх коренился в понимании того, что он, кажется, достиг цели. Поиск – единственное, что еще привязывало его к Уиллу, к Тессе, к его прежнему «я» – сегодня, возможно, подойдет к концу. Что если он только что оборвал последнюю ниточку к Джеймсу Карстерсу? И совершил свой последний действительно человеческий поступок?
– Давай, Охотник, – процедила женщина. – Не держи в себе. Если очень повезет, мы, возможно, оставим тебя в живых.
Я не хочу сражаться с вами.
Судя по их реакции, услышать голос у себя в голове они никак не ожидали. Эти двое знали достаточно, чтобы опознать Сумеречного охотника, – но, кажется, все же не так много, как сами думали.
Я искал тебя, Джек Кроу.
– Ага, я слышал. Жаль, тебя не предупредили: люди, которые меня ищут, обычно очень об этом жалеют.