Призраки забытых могил
Шрифт:
– Я не принимаю отказов, – заявил Имамбеков, а его жена грустно кивнула. Она тоже отвечала ему «нет», но это ничего не изменило.
– У нас еще есть несколько прекрасных кандидаток, – начал лебезить перед ним главврач. Таких клиентов терять нельзя! – Даже с более высоким рейтингом.
Как бы ужасно это ни звучало, но они присваивались и людям. Курьерам, таксистам, поварам… Суррогатным матерям!
– Мне нужна именно эта женщина, – не стал его слушать Имамбеков. – Я советовался с нумерологом. Он сказал, что наследника мне подарит женщина, что появилась на свет… – и назвал дату рождения Аллы. – Так что я хочу именно ее! Деньги не важны. Назовите
Это все решило. Алла назвала такую, что даже у доктора глаза на лоб полезли. А у Имамбекова на лице ни один мускул не дрогнул.
– Приемлемо, – сказал он. – Будем приступать.
И вот теперь Алла носит сына Имамбекова. А любит его как своего!
Каратист толкнулся. Не больно, скорее ласково. Как будто ощутил, что она чувствует, и ответил ей взаимностью. Алла погладила себя по животу. До родов оставалось меньше двух месяцев. Еще есть время побыть вместе…
Залилась лаем Боннита, начала рвать поводок. Это она увидела свою мамочку. Катя спускалась по ступенькам спортшколы, с кем-то болтая по телефону. Алла отстегнула поводок. Знала, сейчас собака никуда не убежит, для нее существует лишь Катюша. Подлетев к ней, Боннита стала проситься на руки. Но ее не сразу взяли. Катя сначала разговор закончила, потом аккуратно убрала телефон в сумку. Алла научила ее бережно относиться к вещам. Тем более дорогим.
– Салют, ма, – поприветствовала Аллу Катя. – Решила прогуляться?
– Да, ноги размять.
Квартиру она купила недалеко от спортшколы, чтобы Катя самостоятельно ходила на тренировки. Но чем старше та становилась, тем больше за нее переживала Алла. У девочки уже грудки растут, она грациозная, симпатичная… Как раз на таких Лолит похотливые старики слюни роняют! А Кате нравятся мужчины постарше. Всем ее любимым актерам за сорок. Фавориту вообще за пятьдесят. Роберт Дауни-младший ее кумир. У дочки все тетрадки с Тони Старком – Железным человеком. А еще два года назад их обложки украшали бесполые эльфы!
– С кем болтала сейчас? – спросила у дочери Алла.
– С подружкой.
– Которой? – проявила дотошность мать.
– С Лейлой.
– Я такую не знаю. Она была у нас в гостях?
– Нет, мы с ней ни разу не виделись в реале. В интернете общаемся, иногда созваниваемся по вотсапу.
– Ой, не нравится мне это…
– Ма, да хватит тебе! Сейчас это нормально, дружить виртуально. Некоторые даже отношения так строят. У нас одна девочка в секции, она постарше, ей четырнадцать, уже год общается с пловцом из Сербии. У них любовь. Настоящая!
– И что же, по интернету и поженятся?
– Почему? Встретятся когда-нибудь. Пока возможности нет.
– А у вас с Лейлой?
– Тоже. Мы на фан-сайте Железного человека познакомились. Она живет в Кабардино-Балкарии. Где-то в горах. У нее нет надежды на встречу с Робертом Дауни-младшим, а у меня есть, я же москвичка. И если он прилетит к нам, чтобы очередной фильм прорекламировать, я пойду на встречу, сфотографируюсь с ним и ей отправлю! Вот будет радость для нас обеих…
Она еще что-то щебетала, Алла слушала вполуха. А все потому, что чувствовала взгляд. Они уже дошли до дома, и тут он, взгляд, уперся в нее. Будто коснулся. Ощущение, похожее на то, когда тебе кладут руку на плечо, желая разбудить. Не встряхнуть, а мягко вывести из сонного состояния.
Алла остановилась. Катюша вопросительно на нее посмотрела.
– Посижу подышу воздухом, – сказала ей мать.
Та кивнула и вместе с Боннитой скрылась за подъездной дверью.
После этого
– Привет, Мелкая! Вот мы и увиделись…
Глава 4
Они зашли в прихожую, загроможденную шкафами и тумбочками. Элиза помнила ее другой: просторной, радующей глаз обоями под кирпич, зеркалом во весь рост в золоченой раме, торшером в стиле уличного ретрофонаря. Торшер давно сломался, зеркало разбилось, обои выцвели, вздулись на швах – их никто не собирался переклеивать, и так сойдет.
– Сколько же тут живет человек? – спросила Ленка, протиснувшись между двумя габаритными пеналами. В каждом из них хранилось по полному комплекту рыболовного и охотничьего обмундирования. Они принадлежали дяде Паше, обитателю самой маленькой комнаты, в которой он держал лодку, мотор, палатку и много чего еще.
– Шестеро, включая меня, – ответила Элиза. – В бывшей детской – отставной военный дядя Паша. Рыбак и охотник. Он на Истре жил в доме. Дети его оттуда вытурили, когда землю там стали скупать по бешеной цене. Сейчас на месте его дома какой-то элитный комплекс таунхаусов. А дядя Паша тут. Купили ему дети комнату, да записали на себя. Чтоб не продал ее и не уехал в деревню. Им еще наследство его получать, – рассказывала Богема, ведя подругу к себе. – А в гостиной семья Бобковых: бабушка, мама, папа, сын. Они первыми въехали. Тогда еще ребенка не было, его только вынашивали. Я продавала комнату одинокой женщине средних лет, бабушке то есть. А она покупала квартиру целиком. Для себя и сына с супругой. Очень ей хотелось в центре жить. Две квартиры в Зеленограде продали, еще заняли…
– Стой, я не поняла, – перебила ее Ленка, они к этому моменту дошли до двери в комнату хозяйки. Ту же, что и когда-то, но уже с замком. – Они покупали квартиру целиком?
– Думали, что да. Но обманули их.
– А тебя?
– Тоже. Но я в деньгах не потеряла. За сколько продавала комнату, столько и заплатили. Правда, вместо одного соседа получила сразу трех, а вскоре четвертый, орущий, появился. Но меня хотя бы не кинули на бабки.
– Представляю, какая у вас обстановочка в доме, – сочувственно проговорила Ленка.
– Сейчас уже нормальная. Первое время войны были. – Она отперла замок, толкнула дверь. – Бобковы считали, что я в сговоре с риелторами, и вредили мне. Я детскую продала, чтобы с ними одной в квартире не оставаться. В этот раз не прогадала. Дядя Паша хороший мужик, навел порядок. И проблем с ним никаких. Он либо в комнате у себя, либо на охоте-рыбалке. А с гирляндами сушащейся плотвы да опаленными утиными тушками на балконе я легко мирюсь. Тем более рыбкой и дичью он меня с радостью угощает.
Они зашли в кабинет, где время будто замерло. В нем мебель осталась на тех же местах, что и при дедушке. Книги, картины, портьеры, проигрыватель, ковер – она все сохранила. Как и рояль, на котором сама в подростковом возрасте накорябала матерное слово из трех букв. Единственное, что поменяла Элиза, это разложила диван и застелила его бельем, превратив в полноценное спальное место. Да и за дубовым столом она не работала, а ела. И сейчас он был в беспорядке. Элиза забыла о том, что не убрала за собой посуду, что скопила за сутки. Она кинулась к столу, стала собирать тарелки с остатками засохшей еды, чашки с разводами, скомканную туалетную бумагу, использованную вместо салфеток. Стопку спрятала в руке, а пустую бутылку задвинула ногой глубоко в угол.