Призраки забытых могил
Шрифт:
Элиза стала сдавать назад, подталкивая подругу к выходу. Незачем лишний раз с соседями цапаться. Тем более они правы. Она не убралась, совсем забыла. Голова была другим занята! Но и волосами сток не забивала, потому что ванную не принимала, а ополаскивалась в отдельном тазике. Два раза в месяц Элиза ходила в общественную баню, где смывала с себя грязь до тех пор, пока тело не скрипело от чистоты. Она с детства любила баню. Дед брал ее с собой иногда и отправлял в женское отделение под присмотром какой-нибудь доброй тетечки. Илья Райский был заядлым банщиком.
По квартире разнеслась трель домофона.
Элиза пошла открывать дверь. Она знала, что это к ней.
– Здравствуйте, мне б хозяйку увидеть, – обратилась к Богеме Мара.
– Заходите, милости просим.
Та перешагнула через порог, стала разуваться и замерла в наклоне.
– Это ж ты, Богема?
– Ага.
– Фига се, тебя жизнь потрепала. Бухаешь или колешься?
– Ты оказалась не такой дипломатичной, как Ленка.
– Ты и с ней виделась?
– Я тут, – вышла из-за пенала с охотничьим обмундированием та.
– Привет, Ленка, – улыбнулась старой подруге Мара. Она очень изменилась за ту половину жизни, что они не виделись. Всем было по четырнадцать-пятнадцать, сейчас двадцать девять – тридцать. Были девчонками, стали женщинами. Хотя Мара больше на молодого человека походила, а она, Элиза, на старушку. К ней иногда обращались «бабуля». А Ленка расцвела. И мнение Богемы подтвердилось: – Шикарно выглядишь, мать! Такая фитоняшка…
– Она тренер в крутом спортклубе, – сообщила Элиза и повела подруг к себе.
Семья Бобковых наблюдала за их передвижениями настороженно. У Элизы не бывало гостей, а тут сразу две дамочки заявились. Да наглые такие!
Оказавшись в комнате, Мара поморщилась.
– Ты чего помещение не проветриваешь, мать? – спросила она и сделала шаг к окну.
– Ой, не трогай. Тут все на соплях. – Элиза отогнала ее и осторожно приоткрыла фрамугу. – И чем у меня пахнет? Я не чувствую…
– Пылью. – Хорошо, что ею. Богема уж думала, стойким перегаром. А ведь она так гордилась тем, что научилась справляться со своим пороком. Не победила его, но обуздала. – Тащи таз с водой, тряпки, чистящее средство. Я тебе тут порядок наведу.
– Мар, не надо.
– Надо. Ты знаешь, как я отношусь к бардаку.
О да, она знала. Когда Маринка жила на даче Элизы, заброшенной, ветхой, то буквально ее вылизала. Все пересушила, выбила, отмыла, отчистила, даже покрасила окна, отыскав в подвале давно забытую олифу и скипидар.
– Но нам поговорить нужно…
– Ничего, за работой у меня рот и уши будут свободными. Тащи все!
Пришлось подчиниться. Средства для уборки стояли в кладовке. Она была небольшой, и обитатели квартиры договорились не захламлять ее личными вещами. Особенно теми, что пахнут рыбой или могут поранить – сын Бобковых туда засунул свои коньки, и они свалились на дядю Пашу, ладно, только поцарапали.
Через пару минут Элиза вернулась к себе. А там уже Мара развела
– Так засрать хорошую вещь, – причитала она. – Настоящий японский пылесос. Таких давным-давно не делают.
– Он отжил свое.
– Не выдумывай. Просто забиты фильтры, и мотор перегревается. Дай тряпку.
– Мар, ты специально время тянешь? – подала голос Ленка, что сидела в кресле с какой-то книгой. – Чтобы отсрочить разговор?
– Да, – коротко ответила та и принялась яростно тереть внутренности пылесоса. – Но порядок навести тоже надо. А еще Богеме волосы покрасить, ходит как кикимора…
– Могу сбегать за краской, – сказала Ленка, захлопнув книгу.
– Девочки, нам всем грозит опасность! – вскричала Элиза. – Мы можем поплатиться за общий грех в скором времени… Так какая разница, какими мы умрем? Седыми или крашеными?
Она подошла к Маре и вырвала из ее рук трубку пылесоса.
– Кто-то знает, что мы натворили пятнадцать лет назад! – уже тихо, но яростно проговорила Богема, уставившись ей в лицо своими разноцветными глазами. – И он сделает все, чтоб мы за это поплатились!
– Этого не может быть. Та тайна похоронена.
– Да? А что ты скажешь на это? – И достала из кармана почерневшую цепочку с кулоном. Увидев его, Мара вздрогнула, а Ленка вскрикнула. Бурый Мишка. Симпатичный щекастый, в пояске с пятью кольцами. Символ Олимпиады-80 в Москве. – Узнаете?
Такой был у человека, которого они четырнадцать лет назад закопали в землю. Глубоко-глубоко…
– Мало ли таких, – пожала плечами Ленка.
– Таких – да. – И перевернула кулон, а на обратной стороне царапина в форме молнии. Ее нанесла на металл их подруга консервной крышкой. Целилась в горло, но олимпийский мишка послужил щитом… Временным!
– Где ты его взяла? – спросила Мара, потянувшись к кулону, но тут же отдернув руку.
– Нашла в почтовом ящике. А до этого фотографии. Ленке я уже их показывала. Теперь ты смотри. – И бросила на пол два снимка.
На одном они своей компанией, на втором – ныне мертвый человек, на шее которого болталась цепочка с олимпийским мишкой. Первое фото было у них у всех, но они избавились от каждого экземпляра, второе видели и тоже изничтожили. И вот оба перед ними. И они проткнуты. На групповом у каждой девочки выколоты глаза и пронзены сердца. А на портрете – прорезь в форме молнии в районе шеи.
Изучив снимки, Мара встала, взяла ведро и направилась к столу, чтобы начать уборку с него. Элиза с поверхности даже крошки не смахнула.
– Я не верю в то, что прошлое восстало из могилы, – проговорила Ленка и зачем-то тоже схватила тряпку. – Мы же не в кино. Помните, мы смотрели «Я знаю, что вы сделали прошлым летом»? И ржали над сюжетом. Только не говорите мне, что мы попали в такой же ужастик!
– В какой-то другой, Ленка, – вздохнула Богема. – Пусть и с похожим сценарием.
– Нет, какая-то херня…