Призвание: маленькое приключение Майки
Шрифт:
— Необъятная! — сказала крыса, пытаясь обхватить лапками туфлю.
«Какая смешная игра», — подумала Майка, одновременно чувствуя прилив гордости: она и не думала никогда, что из себя вся такая разнообразная.
— Мяконькая, — сказала мышь и вонзила в Майкин палец острые зубки.
— Ну, уж нет, кусать я себя не дам, — Майка решительно стряхнула мышь и поднялась.
— Ушла, — растерянно произнесла мышь, поводя перед собой лапками.
— Удалилась, — сказала крыса, утратив Майкину туфлю.
— Туда ушла.
— Оттуда удалилась.
Крыса
— Никуда я не ушла, — сказала Майка.
— Не догнала, — сказала крыса, ощупывая опустелое пространство вокруг себя.
— Не поймала, — сказала мышь, вертясь вокруг своей оси. — Вся такая беленькая.
— Вся такая серенькая, — сказала крыса.
И та, и другая, были совершенно правы. Палец у Майки был не темнее белоснежной мышиной шкурки, а обувь ее, пропылившаяся в жемчужной пустыне, посерела до крысиной пепельности. Они говорили по-разному об одном и том же.
— Я здесь, — сказала им девочка. — Да, раскройте же вы глаза! — в она притопнула.
Но те лишь закачались из стороны в сторону, словно опьяненные. Глаза их были все также крепко зажмурены, а лапки они воздели к небу.
— О! Мы слышим звон! —вразнобой запищали они, —
О! Нашел нас он! О! Мы видим свет! О! Нашли ответ!— Большой привет! — буркнула Майка.
Странно: эти существа утверждали, что видели, хотя глаза их были закрыты; они говорили, что слышали, хотя и на сей счет у девочки были серьезные сомнения.
Дело было ясное: и белая мышь, и серая крыса были лунатиками. Они спали, а во сне искали луну, не подозревая, что на небе уже давным-давно висит солнце и пора бы открыть глаза. «Ну, ничего, вот скоро они проснутся и все поймут», — уходя подумала Майка.
— О! Манна-мана! — догоняли наивного ребенка чужие восторги. — О! Манна-мана!..
Выделения
Но вот наступил черед симпатичного болотца. Небольшое, нежно-зеленое, будто новорожденное, оно легко скакнуло Майке под ноги. Вот, казалось, только что была тропинка меж кустов, а вот — ноги уж ступают по мшистым кочкам.
Хоть и юное на вид, болотце имело все приметы взрослой топи: здесь были и юркие стрекозы, и водомерки в тинистых лужицах, и хор невидимых лягушек, и большая бабочка. Она мельтешила ярко-желтыми крыльями с синими пятнышками — словно подмигивала. Майка, не раздумывая, приняла приглашение.
— Прыг-скок, прыг-скок, чтоб никто не уволок, — запела она, следуя за махаоном меж лужиц, улыбавшихся то там, то сям.
Одна из кочек оказалась такой большой, что была будто и не кочка вовсе, а будущий холм.
— Ах!
На кочке-выскочке лежало белое фарфоровое блюдце с синим ободком, а на блюдце сидела жаба — пухлая, салатовая, в тон болотцу, с большими ртом, выпученными глазами и перепончатыми лапами — все как полагается. На плоской голове ее зубцами кверху торчал старый волан для игры в бадминтон. В одной лапке жаба держала вилку, а в другой ложку.
— Прямо королевна, — Майка не могла отвести от жабы глаз.
Махаон был того же мнения. Он замер на одном из уцелевших зубцов самодельной короны, синие глазки на его желто-черных крыльях теперь сияли самоцветами.
— Уйди, не для тебя цвету, — жаба повела пупырчатой головой. Махаон отлетел в сторону деревьев.
— Чем вы цветете? — спросила Майка, ступив на кочку-холм. Она прежде не встречала цветущих жаб и страшно заинтересовалась.
— У тебя глаз нет? — выпучилась на нее болотная королевна. — Зеленью цвету. Богато. Вся насквозь — с головы до последней перепоночки, — она требовательно постучала вилкой по тарелке. — Цвету, потому что мечту имею.
В какой мечтательный мир угодила Майка: все только и знают, что мечтать. Когда жить успевают?
— Выделиться хочу, — квакнула жаба. — Стать особой. Вот придет за мной мой суженый, а я тут его поджидаю, готовая по всей форме.
— Наверное, это очень трудно — выделяться, — предположила Майка. Украшения болотной королевы выглядели не очень удобными. Корона, вон, едва держалась на плоской жабьей головенке.
— Красота жертв требует, — сказала та, а дальше протяжно пропела, —
— Венец нелегок мой Но будет и награда, Придет за мной герой, Ему я буду рада.Майка вздохнула. А что тут скажешь, кроме вздоха? Красиво ж.
— Ты дуться могешь? — спросила ее жаба.
— Бывает иногда, — без охоты призналась Майка.
— Неправда. Не могешь. Нет у тебя способности. Где твои щеки, чтоб их дуть? Нету. А моя пятиюродивая кузина дуться умела больше вола. Выше всех бычилась.
— И не лопнула?
— Только надорвалась малость. Зато обрела свое счастье с циркачом. На юга улетела. Ее в последний раз с пеликаном Кузькой видели.
— Очень за нее рада, — сказала вежливая девочка.
— А была у нас еще одна. Бесприданница. Ни корон, ни фамильного фарфора — так себе, из незавидных невест. Она в хоре пела, а из всей красоты у ней были одни только ноги, длинные, да ладные. Раньше ей был бы один путь — в болоте топиться, али с жабунами веки вечные квакать. И что ты думаешь?
Майка с интересом ждала продолжения.
— …Унес ее аист Жан-Поль в далекий край. Говорят, теперь ногастая наша Бесприданница находится во главе стола. Любят ее там. Всего-то за ноги, — жаба заколотила по тарелке ложкой, выдавая торжественную дробь.