Призвание: маленькое приключение Майки
Шрифт:
— Нет! А что! — вспыхнула любопытством Майка.
— Алла Пугачева сделалась официальной бабушкой!
— Не может быть! — Майка была поражена до глубины души. — Такая молодая?!
— И уже бабушка, — подтвердил он.
Алла Пугачева была любимой маминой певицей, и Майка вслед за ней тянулась к прекрасному. Надо же, уже бабушка.
— Какой особенный день! — удивлялась вслух девочка. Сегодняшние чудеса теперь казались ей еще чудесней. Отраженные в зеркалах великого прошлого, они будто удвоились, или даже утроились. Приобрели новый объем.
— Знаешь, а ведь каждый день —
— Так мало?
— В самый раз. Поверь, корявка, мотылек проживает очень счастливую жизнь. Долгую счастливую жизнь длиной в один долгий счастливый день. Просто он по-другому распоряжаются своим временем. То, что требует от тебя нескольких лет, у мотылька отнимает крошечные секунды. Ну, как в кино — жизнь героев на экране редко длится больше двух часов, но разве можно сказать, что она бедна событиями? Кстати, сто лет и один день назад в Нью-Йорке впервые показали кино за деньги.
— Здорово! — восхитилась Майка.
— Да так, ничего особенного, — он махнул рукой. — Боксеры четыре минуты колотили друг дружку.
— И за это брали деньги? — Майка удивилась.
— Конечно, это ведь историческое событие. Вот, ты бы, например, отказалась присутствовать при историческом событии?
— Нет, наверное, — признала она. — Я бы обязательно все внимательно посмотрела и запомнила.
— Истории начинаются и заканчиваются ежедневно. Буквально вчера завершилась еще одна музыкальная глава группы «Браво». Певец Сюткин выступил с этим коллективом в последний раз в качестве солиста.
— Знаю-знаю! Они играют музыку, под которую весело танцевать. Но разве ж это историческое событие?
— Большая история складывается из множества маленьких. Ручьи текут в реки, а реки…
— Знаю-знаю, — опять закричала Майка. — А реки впадают в моря.
— А еще вчера… — чудак-человек понизил голос, будто собираясь сообщить что-то тайное.
Девочка вся обратилась в слух.
— Вчера, — загадочно произнес Никифор, — стукнуло 39 лет писателю, которого ты еще не знаешь, но скоро, лет эдак через пять он станет твоим любимым: ты будешь запоем читать его книжки, — он глянул на небо, словно ожидая от него подсказки. — А в октябре 2004 года ты встретишься с ним в немецком городе Франкфурт.
— Не знаю — не знаю, — Майка покачала головой. Честно говоря, ей не очень нравилось, что Никифор посылает ее туда, куда она еще и не думала собираться. Какой-то произвол…
— Именно так, — сказал он. — Ты его не узнаешь, потому что никогда не интересуешься тем, как выглядят писатели. Он будет на ярмарке кофе пить, а ты — кока-колу. Посидите вы рядом и разойдетесь в разные стороны, ни слова друг другу не сказав.
— А как его зовут?
— Его имя Григорий, — напускал туману лысый провидец. — Но известен он будет, как Борис.
— Что-то политическое, — разочарованно протянула Майка, теряя к будущему кумиру всякий интерес. В том, 1995 году многие мечтали стать борисами. Тяга была так велика, что в курсе были даже малые дети на задворках огромной страны. — Ну, не знаю…
Пирамида
— И правильно делаешь. Все знать незачем. Лучше знать только все самое интересное, — сказал Никифор. — Итак, на чем мы остановились? Бывает одаренность, а бывает…
— … дарование, — подсказала Майка.
— Да, и то, и другое именуется талантом, — подхватил Никифор. — Но это лишь основание пирамиды. Ты видела пирамиды?
— На картинке, ага. Они в Египте водятся. Им куча лет, да и сами они, как куча.
— Пирамида — это символ, — поправил ее Никифор. — Вместилище вечной души, — он щелкнул пальцами — и из короткого резкого звука свободу вырвался синий жужик, пропадавший неизвестно где.
— Мойсла! — Майка была счастлива видеть лохматую грушу в добром здравии.
Никифор присвистнул. Жужики, послушные его воле, завертелись на песке, рисуя квадрат. Сплясав свой угловатый танец, они отпрыгнули, а фигура зажила отдельной жизнью. Песчаные стороны квадрата вспучились, как манная каша, стали корежиться, крениться, равнять свои бока, пока не образовали симпатичную ярко-желтую пирамидку.
— Прошу любить и жаловать! — огласил чудесник. — Пирамида Хеопса. Точная копия. Высота 146 миллиметров, длина каждой из сторон у основания 230 миллиметров. На сооружение ушло 2 миллиона 590 тысяч квадратных миллиметров песка.
Майка математику особо не жаловала и потому лишь покивала, торопя Никифора.
— Как уже было сказано, пирамида — это символ, — продолжил он. — А еще прекрасное наглядное пособие, — присев на корточки, Никифор ткнул пальцем в основание фигуры — та слегка потемнела: золотой песок в нижней части фигуры будто вобрал в себя воду. — В начале «пирамиды таланта» располагается одаренность. Она широка, основательна и все на себе держит, — Никифор ткнул повыше. Теперь потемнела серединка фигуры. — Дарование более узкое и специальное. Оно продолжает, заложенное основой. Что у нас осталось?
— Самый кончик, — сказала Майка, указывая на верхушку пирамиды, еще хранившую яркость сухого песка.
— Светлая голова, — сказал Никифор. — А здесь у нас — сверходаренность, супердарование, а проще говоря — дар. Он совсем особый. Он не может существовать сам по себе, без всяких оснований. Однако без дара и сама пирамида будет иметь незаконченный, несовершенный вид. Дар — это вершина. Люди, наделенные даром, встречаются крайне редко. Таких узких специалистов не сыщешь днем с огнем, а призывать их лучше по утрам, чтобы их редкий талант не успел завять или испортиться. Ты понимаешь меня, корявка? — ему было радостно.
— Ни чуточки! — также весело заявила Майка.
Лысый умник ткнул в пирамидку, и та развалилась в неряшливую песчаную горку.
— Моя маленькая корявка! — припомнил свою прежнюю торжественность Никифор. — Имею честь сообщить: у Совета Дружины «Детского мира», — он повел рукой в сторону здания, похожего на Майкину школу. — Есть все основания подозревать в тебе Дар.
Последнее слово он произнес с придыханием, чтобы Майке стало понятно: писать такое желательно с большой буквы.
Дар.