Призвание: маленькое приключение Майки
Шрифт:
Дорогой золотник
— Вам, наверное, не я, а Великанова Ксения нужна, потому что она во всех делах впереди, — сказала Майка.
— Ты врушка-врушка-врушка, смешная погремушка, — пропел Никифор и достал еще один бумажный ком.
— Майя Яшина, — огласил он далее. — Возраст: десять лет и несколько дней. Ученица четвертого класса «а» гимназии номер двадцать девять, эмоциональность — семь баллов, уровень восприимчивости — десять баллов, чуткость — девять баллов, уровень интеллекта — перспективный,
Не договорив, Никифор глянул на Майку: ну, убедилась?
— Почему именно я? — спросила она.
Майка боялась. Если уж и можно было назвать ее особым ребенком, то лишь потому, что она была особенно обыкновенной девочкой.
— А почему Волга впадает в Каспийское море? Почему мы дышим кислородом? Почему Земля вертится вокруг солнца?
— Мы этого еще не проходили, — буркнула Майка.
— Вот и мы еще в самом начале пути. Никто не знает, почему рождаются дароносцы.
— Кто-кто?
— Люди с даром, — пояснил Никифор. — Природа возникновения гениальности так непроста, что до сих пор невозможно предсказать, кто станет вторым Моцартом, а кто — лишь посредственным исполнителем его музыки. Вот, глянь, что недавно написали, — Никифор выдернул из брюк еще одну бумажку.
«Какие вместительные у него карманы», — мимоходом подивилась Майка.
— …Ученые Научно-исследовательского института мозга считают, — прочел он. — Ключевым в интеллектуальном развитии человека является первый год жизни, когда его мозг увеличивается более, чем в 2,5 раза, а также… — пробежавшись глазами по листку, он пробормотал. — По некоторым оценкам примерно четыре процента детей имеют ту или иную одаренность… — похмыкав, он скомкал бумажку и запулил куда-то далеко за качели. — Чепуха. Дароносцев гораздо больше, просто мы неплохо работаем.
— Кто это «мы»? — спросила она.
Никифор покивал в сторону здания, похожего на Майкину гимназию.
Над парадным входом вместо «Школа-гимназия № 29» стояло:
«Детский мир»
— Вот и не значит ничего, — заявила Майка. — У нас есть бассейн, на котором «Детский мир» написано, но детского там нет и на полкопеечки. Воды и той нет. Кончилась вся. Раньше там плавали, а теперь организация.
— Чего организация? — недоуменно спросил Никифор.
— Обыкновенная. Организация. Из трех букв. «ООО» или «ААА», точно не помню…
— А здесь, — сказал Никифор, — занимаются, как по писаному — детьми.
— Всеми-превсеми? — удивилась Майка.
— Надо б всеми, но не имеем такой возможности, — Никифор погрустнел. — Специалистов не хватает. Текучка кадров — утечка мозгов. Приходится ограничивать поле деятельности: мы беремся только за самых неотложных. За самых особенных.
— Вы все равно ошибаетесь, — Майка постаралась глядеть Никифору прямо в глаза, а говорить убежденно, как взрослая. — Я — обыкновенная девочка. Даже очень обыкновенная: учусь плохо, на физкультуре последняя, потому что маленькая, и фамилия у меня на последнюю букву. Везде крайняя.
— А может в том и дело? — Никифор хитро улыбнулся, от глаз побежали морщинки-лучики, а его галстук-селедка полыхнул огнем. — В каком-то смысле, мы все — крайние. Ведь не бывает совершенно похожих людей. Различия можно отыскать даже у близнецов. Представь, как скучно выглядел бы мир, если бы все были одинаковыми…
Никифор щелкнул пальцами. Жужики заскакали вверх и вниз, выбивая из неподвижного воздуха черно-белую картину. Майка увидела строй оловянных солдатиков. Все равные, вытянутые в струнку, руки по швам, неотличимые друг от друга — с оловянными щечками, оловянными носами, оловянными глазками. Все — как все.
— Спасибо, не надо, — быстро ответила она.
Жужики послушно замерли и повалились. Сизый морок потихоньку растаял.
— Солдатиком быть проще, — сообщил Никифор. — Исполнять, не думая. Отдавать, не жалея. Бить по указке. От забора и до обеда. Гораздо труднее быть. Думать, говорить, искать и делать ошибки. Быть собой. Собой особой, — он сделался совсем уж задумчив. — Но бытие — гораздо интереснее битья. Ведь правда?
— Правда, — признала Майка. Она драться не любила, хоть самой, бывало, и приходилось давать сдачи.
— И потому. Мы в «Детском мире» считаем, что отличаться от других можно и нужно. Мы же люди, а не болванчики. И у каждого свои черты, черточки и чертовщинки.
— И у меня тоже? — уточнила Майка.
— А у тебя в особенности. Да, ты не бойся. Быть особенным ребенком ни плохо и ни хорошо. Кто-то лысый, — Никифор похлопал себя по темени. — Кто-то круглый, — он указал на оранжевого Ратлу, вертевшего по земле круги вокруг своего синего братца. — А кто-то — особенный.
— Над лысыми смеются, — возразила девочка.
— И пускай, веселью нельзя мешать, если оно доброе. Одни смеются над лысыми, другие смеются над волосатыми. Вот разве наши пушистые друзья недостойны смеха?
Мойсла запрыгнул на Ратлу, и они заколыхались потешной двуцветной башенкой.
— А лысыми бывают младенцы и мудрецы, — сообщил чудак. — Лысым не надо бояться перхоти, лысым можно держать голову в блеске. Они немножко другие, но это не делает их менее людьми. Разве так ужасно быть лысым?
Девочка покачала головой: ни в коем случае.
— А разве плохо быть круглым? — продолжил он. — Круглым удобно покатываться, круглые не оцарапают, у круглых много общего с ласковым солнцем. Разве плохо?
И здесь Майка, глядя на акробатику жужиков, была вынуждена признать его правоту.
— Наши крайности — это наши особенности, — говорил Никифор. — Это то, что отличает нас от других. Твоя фамилия — последняя в классном журнале, но в истории российского спорта — она одна из первых.
— Да, я знаю, был такой вратарь, — согласилась Майка.