Призыв

Литтл Бентли

Эд спросил меня, как ему сообщить людям, что их любимцы умерли. Он спрашивал меня, что будет со страховкой и что будет с его служащими. Он говорил обо всех этих пустяках, и я ему ответил, что есть нечто гораздо более серьезное, о чем ему нужно беспокоиться, и тогда он замолчал. Я думаю, что он давно все понял, но не хотел признаться себе в этом.

– Замечательно, – пробормотал Роберт.

Подошел бармен с напитком для Вудса, и Роберт заказал себе шотландский виски, причем двойной.

– Я хочу знать, что мы с этим собираемся делать? Мы знаем о том, что здесь

происходит, и не можем ходить вокруг да около, будто ничего не видим дальше собственной задницы.

– Вы думаете, что мы именно этим занимаемся?

– Не стоит хорохориться и обижаться. Я знаю, что вы пытаетесь найти убийцу – вампира, давайте говорить откровенно, – но я имею в виду наступательные, а не оборонительные меры. Нам нужна какая-то профилактическая медицина.

Бармен вернулся с виски для Роберта. Тот поблагодарил бармена и залпом выпил содержимое стакана.

– Вы действительно думаете, что тут есть вампир?

– А вы разве нет?

Роберт в сомнении покачала головой.

– Я не знаю.

– Но вы допускаете такую возможность?

Шериф кивнул.

– Да.

– Нам нужно разработать план. – Вудс улыбнулся. – Взять ситуацию под свой контроль. Если я что-то и узнал из фильмов – тем, у кого власть, не следует скрывать от людей информацию, если они располагают фактами.

– Фактами?

– Нам нужно разработать какой-то план гражданской обороны. С распространением информации не будет проблем. У нас есть ваш брат. Мы не должны провоцировать панику. – Вудс допил свой виски. – Вы согласны, что это сделал вампир, да?

Роберт глубоко вздохнул.

– Возможно.

Вудс посмотрел на него и кивнул. Потом оба заказали еще по стакану.

Роберт ехал домой. Это было глупо и безответственно – сесть за руль после нескольких порций виски, но он был начальником полиции, и вряд ли ночью в это время кто-то мог встретиться ему на дороге.

Пошатываясь, Роберт вошел в дом и немедленно запер за собой дверь. Включил свет в гостиной, потом в кухне, в столовой, в сарае, в спальне, в туалетах. Просто на всякий случай.

В доме было пусто.

Он справил малую нужду, подошел к раковине, побрызгал холодной водой себе в лицо и почувствовал себя немного лучше.

По дороге в спальню Роберт остановился ненадолго перед книжным шкафом и просмотрел названия на видеокассетах. Большинство из них он уже смотрел и не стал бы смотреть второй раз. Когда у него появился первый видеомагнитофон, первые несколько лет у Роберта была просто мания записывать все подряд: у него было абсурдное желание владеть всем, что он когда-либо посмотрел. И вот история его видеомании стояла перед ним на полках в хронологическом порядке.

Теперь названия кассет напоминали ему о Джули. Он медленно пересек комнату и лег на кровать, не снимая одежды и даже ботинок. Затем повернулся на бок, глядя на некрашеный дубовой комод и рисунок с розовыми цветами, висевший на стене над ним. Он понял, что ничего не поменял в обстановке с тех пор, как Джули ушла. Мебель и украшения – все это выбирала она по своему вкусу. Годами он, не задумываясь, убирал, наводил

порядок, ремонтировал и жил среди вещей своей бывшей жены. Это был ее мир, а не его. Забавно, что он почему-то не замечал этого раньше. На самом деле это не забавно, а печально. Он был похож на тех жалких стариков, которые стремились сохранить воспоминания о своих женах, храня их одежду, парфюмерию и личные вещи долгие годы, после того как жены умерли.

Это то, что он пытался делать? Цепляться за память о Джули?

Роберту не хотелось себе в этом признаваться, но он поймал себя на том, что думает сейчас о Джули, что ему хотелось бы знать, где она, что делает, с кем сейчас…

Роберт закрыл глаза, попытался заставить себя думать о чем-нибудь другом, но не смог. Замедлил дыхание и попытался уснуть – ничего не получилось.

Он открыл глаза и уставился в пространство. Подумал о том, что нужно раздеться, принять душ или горячую ванну, но не двинулся и ничего не сделал. Просто лежал.

Уже было далеко за полдень, когда Роберт наконец задремал.

Во сне Уиллер был маленьким мальчиком и сидел в ванне, установленной посреди церкви. Его отец стоял перед ним и держал в одной руке Библию, а в другой – хлыст. Он отчитывал сына, но мальчик не мог понять его слов, они все сливались вместе в громкое, неясное и деспотичное бормотание. Позади отца, на алтаре, его мать показывала стриптиз. Ее лицо было спокойным, обыденным и простоватым – лицом, увиденным им на фотографии, – но ее двигавшееся и покачивающееся тело было ловким, гибким и фантастически соблазнительным. Она уже сдернула свой топ, и ее большие крепкие груди раскачивались, а лобок прикрывала только тоненькая полоска ткани. Клэн старался не глядеть на мать и полностью сосредоточить внимание на губах отца, чтобы, соотнеся слова с движениями губ, понять, что отец говорил ему, – но все равно исподтишка подглядывал за матерью на алтаре, и бормотание отца так и не превратилось в осмысленные слова.

Пастор Уиллер проснулся, чувствуя эрекцию.

Пульсация между ног была болезненной, но он игнорировал ее. Медленно и спокойно выбрался из-под одеяла, встал с кровати и пошел на кухню. В холодильнике рядом с молоком стоял кувшин с ледяной водой, приготовленный именно для таких случаев. Пастор принес кувшин в туалет, сел на закрытую крышку унитаза и снял пижамные штаны. Потом забрался ванную, взял кувшин и начал лить ледяную воду на свой уже не такой напряженный пенис, с удовлетворением наблюдая, как его орган съеживается под потоком холодной воды.

Он выбрался из ванной, насухо вытер лобок полотенцем и снова надел пижамные штаны.

На улице было все еще темно, и Уиллер прошел в свой кабинет, взглянув по пути на циферблат настенных часов.

Три тридцать.

Тот час, когда Иосиф Аримафейский перенес тело Христа в гробницу.

Он просыпался в три часа пять последних ночей подряд и, хотя и не видел Иисуса, знал, что просыпается в это время неспроста: Спаситель говорил с ним.

Он предполагал, что Христос доволен тем, как идут дела.