Призыв
Шрифт:
Что-то было не так и со словами, что-то в его рассуждениях казалось неверным, но Кори не могла собраться, не могла думать.
Она досидела до конца проповеди, выслушала отчет о ходе строительства, потом гимны и встала, чтобы уйти вместе со всеми. Медленно вышла из церкви – и тут услышала из пристройки звуки репетировавшего там нового детского хора. Невинные детские голоса пели песню, которую пастор Уиллер велел ей перепечатать в начале недели.
Иисус любит кровь, я знаю, потому что в Библии говорится об этом.
Кори содрогнулась и пошла к машине, радуясь тому, что Рич не разрешил Анне прийти в церковь. Больше она не станет спорить с ним по этому поводу, решила женщина.
С этого момента, если дочь не захочет ходить в церковь, она не будет настаивать.
Да,
Уиллер, стоя на ступенях церкви, махал ей рукой, когда она тронулась и уехала домой.
Сегодня повысится влажность. Терри Клиффорд чувствовал это по своей ноге. Чертова зараза болела так, будто в нее под коленом загнали целую кучу булавок, а так бывало, только если выдавался очень влажный день. Сегодня на небе не было дождевых облаков, закрывавших звезды. Когда же закончится эта ненормальная погода? Терри, хромая, спустился по кухонным ступенькам и поковылял к газону позади главного здания. Он слышал крики и всплески у плавательного бассейна. Эти калифорнийские наглецы, без сомнений, пытаются подъехать к девицам, которых взяли с собой в эту поездку. Он пересек освещенную дорожку, соединявшую здания, и пошел дальше мимо жилых домиков.
Из открытого окна одной из комнат для гостей он услышал звуки спора на фоне стрельбы, доносившейся из телевизора.
Кабельный канал, подумал Клиффорд. Это, черт подери, прекрасное изобретение. Если бы у них было кабельное или спутниковое телевидение, когда он пас стада, он, возможно, и сейчас бы этим занимался. Если бы у него, возвратившегося в спальный барак, намаявшегося за день со скотом, который нужно было ловить, связывать и ставить клейма, – у него была бы возможность посмотреть что-то с сексом и стрельбой, он мог бы и сегодня оставаться в Вайоминге.
Мог бы, но, вероятно, все же нет.
Правда заключалась в том, что Терри не был создан ковбоем. Настоящим ковбоем. У него были знания, навыки, талант, но ему не хватало темперамента. Он не мог долго выносить это самодостаточное одиночество, этот бред, мол, «мне не нужно ничего, кроме моего коня». Это выглядит героически только в кино. Когда Джон Уэйн и Алан Лэдд, гордо сидя в седлах, скачут по прериям, ничего и никого не боясь, трудно представить человека, который бы не хотел быть таким, как они. Но реальная ковбойская жизнь – работа по десять часов в день без перерывов, невозможность помыться несколько дней подряд, дрянная еда, сон в старом спальном мешке на корнях и камнях, то, что ты постоянно просыпаешься по ночам и слушаешь, как пускают газы животные или как сопят за мастурбацией другие мужчины, – это нечто совсем иное.
Ему нужны были люди, шум, свет, цивилизация. Терри нравилась ковбойская работа, но он должен был признать, что в глубине души был горожанином.
Вот почему он был так рад попасть в «Рокинг Ди».
Клиффорд уже готовился к родео в Пейсоне, когда до него дошел слух, что в Рио-Верди открывают ранчо для туристов и владельцу нужен конюх для работы в конюшнях. Он никогда не слышал о Рио-Верди, никогда не работал в конюшнях и не ухаживал ни за какими животными, кроме собственного скота, но перспектива спать на чистых простынях, иметь постоянный заработок и возможность пользоваться плавательным бассейном была весьма привлекательна. Другие ковбои посмеялись над этой идеей, презрительно отзываясь об этой «работе для неженок», но он немедленно отправился в Глоуб, а оттуда – в Рио-Верди, где наврал с три короба интервьюировавшему его управляющему ранчо. Менеджер был городским парнем, и хотя Терри думал, что тот немедленно поймает его на вранье, ковбой скоро понял, что у него в любом случае будет несколько недель приятной и непыльной работы, перед тем как обнаружится, что он не обладает нужной квалификацией для этой должности. Только никто этого так и не обнаружил. Клиффорд знал о лошадях больше, чем любой другой работник ранчо, больше, чем владелец Холлис или любой из его служащих, больше, чем любой из гостей, – и, очевидно, этого было достаточно. И конечно, со временем на своем опыте, методом проб и ошибок, он всему научился и приобрел нужную квалификацию.
Теперь Терри отлично со всем справлялся. Во всяком случае, так думал он сам.
Конюшня была отделена от остальных зданий ранчо полосой искусственного пустынного пейзажа –
Терри в последнее время много думал о фантазиях: о призраках и монстрах, легендах и слухах. Предполагалась, что он должен быть суровым и крутым типом, и Клиффорд неплохо справлялся с этой ролью; но последние несколько недель он сильно нервничал во время ночных проверок. Обычно ему нравились эти посещения конюшни в одиночку – нравилось приходить туда и проводить время с конями, его конями. Здесь Терри мог позволить себе с гордостью оглянуться на прошедший день и свои достижения, и именно тут он наиболее остро ощущал важность своего вклада в успех ранчо. Однако после убийства Мануэля Торреса этого настроения у него уже больше не было. Теперь каждый раз, когда он шел сюда, пустыня казалась все темнее, а зона, где находилась конюшня, – все более безлюдной. Не раз уже он задумывался о том, что, если здесь с ним что-то случится, никто на ранчо ничего не услышит. Его тело не найдут до утра. Терри не был слишком суеверным и не имел тот тип воображения, который заставляет видеть пришельца в каждой падающей звезде или сверхъестественных существ в каждой тени. Но за последние годы он видел и слышал достаточно, чтобы не отбрасывать бездумно подобные вещи. Клиффорд слышал рассказы о проклятых индейских землях, об участках дороги, населенных призраками, о заброшенных городках, где в домах живут духи и привидения. Он знал истории о Могольонском чудовище, которого видели в округе Рома, и слышал об опасностях, подстерегающих тех, кто проводит слишком много времени в горах Суперстишн. Он также был хорошо знаком с Мануэлем Торресом, и смерть старого механика глубоко потрясла его.
Мануэль ремонтировал большинство транспортных средств здесь, на ранчо, перебрал и починил двигатель собственного джипа Терри, и конюху было очень трудно смириться с мыслью, что вся кровь старика была высосана через укус на его шее. Как бы вы к этому ни относились, такое не мог сделать человек. Это была работа вампира. О кровососах в городе говорили везде – на складе фуража, в «Башас», в банке «Ферст Интерстейт»… практически везде, где бывал Терри. Холлис запретил подобные разговоры на ранчо, он был решительно настроен оградить гостей от неприятных местных новостей, но и на ранчо об этом говорили тоже. Рен Макгрегор, один из проводников, шепотом сообщил на днях Терри, что видел лежавшего в кустарнике койота, и было похоже, что у того высосаны все внутренности – койот выглядел как скелет, обтянутый кожей.
Возможно, он увидел то, чего на самом деле и не было, но кони вчера вели себя как-то беспокойно, и это тревожило Терри. Он знал, что животные лучше ощущают изменения в окружающей среде, чем люди, больше полагаются на инстинкты, и каждый вечер, отправляясь к конюшне, думал о том, что может скрываться в ночи, поджидая его.
За последние несколько недель, особенно в последнюю, когда были обнаружены тела подростков в реке, его ночные обходы стали менее тщательными, чем раньше.
Клиффорд подошел к конюшне и, взявшись за перила, соскользнул по склону ко входу в них. Перед ним в темноту уходил длинный ряд лошадиных стойл, но одинаковые черные квадраты над воротами, через которые в стойла заводили лошадей, были пусты, хотя обычно лошади высовывали в них свои головы и шеи. Он постоял несколько секунд, не зная, входить ли в конюшню или вернуться в безопасную жилую зону. Что-то точно было не так.
Обычно, когда лошади слышали, как Терри соскальзывал по короткому откосу сбоку от конюшни, они начинали беспокоиться, ржали и фыркали, ходили в своих стойлах, предвкушая, что он, как обычно, их чем-нибудь угостит. Но сегодня все было тихо: лошади не фыркали, не ржали, не высовывали головы из стойл…