Шрифт:
Annotation
Соч. Ф. Шпильгагена.
( Was die Schwalbe sang).
Текст издания: журнал "Нива", NoNo 33-52, 1872.
Шпильгаген Ф.
Шпильгаген Ф.
Про что щебетала ласточка Проба "Б"
Про что щебетала ласточка.
Соч. Ф.
I.
– - Не хочу утруждать васъ больше; я самъ найду, что мн нужно.
Жена кистера взглянула съ нкоторымъ удивленіемъ сперва на господина, а потомъ на связку большихъ ключей, висвшую на двери, которую она только что отворила.
– - Ну да, сказалъ иностранецъ,-- вамъ нечего безпокоиться на этотъ счетъ; я не долго останусь, вотъ вамъ за труды.
Онъ всунулъ ей въ руку монетку и обернулся къ двери.
– - Господинъ пасторъ запретилъ, сказала женщина.
– - Онъ ничего не скажетъ противъ этого, возразилъ чужестранецъ.-- Я напишу ему нсколько словъ.
Онъ взялъ портфель и написалъ нсколько строкъ. Отдавая затмъ листокъ, онъ увидалъ, что на оборот его былъ нарисованъ эскизъ, который онъ набросалъ сегодня посл обда, въ то время, какъ его повозка стояла передъ деревенскимъ шинкомъ.
На его серіозномъ лиц мелькнула улыбка.
– - Не совсмъ-то ладно, пробормоталъ онъ,-- и восемь лошадиныхъ ногъ, когда довольно-бы и одной. А потомъ тутъ -- что это за маранье! Ну, да ничего, сказалъ онъ громко, кладя портфель опять въ карманъ,-- я напишу потомъ изъ П. Пожалуйста, скажите ему это; прощайте, моя милая.
Жена кистера не посмла возражать и обернулась, чтобы идти. Чужестранецъ смотрлъ нсколько минутъ вслдъ ей.
– - Странно, бормоталъ онъ,-- словно я совершилъ святотатство, когда назвалъ себя въ этомъ мст по имени! Не было ли для меня облегченіемъ уже то, что эта женщина не знала меня прежде? Въ какой опал держатъ всхъ насъ эти темныя чувства, въ которыхъ мы постыдились бы признаться передъ другими! Конечно, нтъ ничего удивительнаго, если эти ощущенія овладли мною здсь съ такою, почти неодолимою силою;-- здсь, гд слдовало бы стоять моему домашнему очагу; здсь, гд стояла моя колыбель и куда я однакоже не смлъ возвратиться до тхъ поръ, пока не сошелъ въ могилу тотъ, кому я обязанъ жизнью.
Онъ неслышными шагами вошелъ въ церковь и, остановившись въ этомъ небольшомъ помщеніи, сталъ осматриваться кругомъ. Сквозь круглыя, охваченныя свинцомъ стекла высокихъ окошекъ, уже низко спустившееся солнце бросало какой-то странный свтъ, который становился то сильне, то слабе, смотря потому поднималъ или опускалъ теплый втеръ втви вковыхъ сосенъ, тамъ, на церковной стн. И точно такъ же, то темне, то свтле, но все боле. или мене въ неясномъ свт, проносились въ душ чужестранца воспоминанія его молодыхъ годовъ, когда онъ, стоя неподвижно, переносилъ свои взоры на толстыя, выбленныя известкой стны, на нсколько темныхъ картинъ, висвшихъ кругомъ безъ всякой симметріи и слишкомъ высоко, на небольшіе дубовые хоры, почернвшіе отъ времени, на алтарь съ двумя большими мдными канделябрами и кафедру съ налоемъ, накрытымъ разорваннымъ покровомъ.-- Все было по прежнему; онъ припомнилъ даже дырочки на покров, только все казалось еще меньше, еще бдне, еще безвкусне, чмъ представлялось въ воспоминаніи. А между тмъ это было еще при благопріятномъ освщеніи -- что же это должно быть при яркомъ дневномъ свт! А его жалкое, печальное дтство, чмъ представлялось оно ему, когда онъ гасилъ волшебный свтъ воспоминанія, когда онъ видлъ его такимъ, какимъ оно было въ дйствительности, какимъ его сдлалъ ему, такъ рано лишенному материнской любви, холодный фанатикъ-отецъ!
Странникъ очнулся отъ своихъ грезъ, когда среди глубокой тишины, царствовавшей въ церкви, раздался какой-то рзкій звукъ, какъ будто бы что-то разрывалось. Это были готовившіеся бить часы. Онъ провелъ рукою по лбу, машинально сосчиталъ удары и прислушивался къ дребезжащимъ отголоскамъ до тхъ поръ, пока они совсмъ замерли.-- "Семь часовъ, сказалъ онъ,-- пора мн опять въ дорогу."
Онъ обогнулъ скамьи, миновалъ придлъ направо отъ кафедры и наконецъ достигъ большой желзной двери крипты. Эта дверь была заперта, но направо и налво отъ нея тянулись по стн надгробныя плиты рамминскихъ пасторовъ, проповдовавшихъ тамъ, вверху на каедр истины евангелія надъ гробами своихъ предшественниковъ, къ которымъ должны были присоединиться впослдствіи и они. Онъ подошелъ къ послдней плит и прочиталъ надпись, говорившую, что здсь покоится въ Бог докторъ теологіи Готтгольдъ Эфраимъ Веберъ, поступившій въ 1805 году пасторомъ въ церковь св. Маріи въ Раммин, родившійся 3-го августа 1780 г., умершій 15-го іюля 1833 г.
– - Готтгольдъ Эфраимъ Вберъ, пробормоталъ странникъ,-- такъ называюсь и я, да къ тому же я и докторъ теологіи. А что я не захотлъ остаться чмъ предназначалъ мн быть отецъ, что я захотлъ быть и сдлаться тмъ, за чмъ, по собственному моему сознанію и убжденію, я былъ рожденъ на свтъ матерью -- это разлучило его, который покоится здсь, внизу, и меня. Нтъ, нтъ, не это, по крайней мр не этотъ моментъ. Я никогда не соглашался съ тобою насчетъ смысла того, что написано здсь: "Блаженны умершіе о Господ". Мы никогда ни въ чемъ не сходились, мы были разлучены за долго до того, какъ разстались. Ну чтожъ, отецъ, помиримся же хоть теперь! Вдь я желалъ теб отъ всего сердца того блаженства, въ которое ты вришь,-- и если я говорю: "Блаженны -- мертвые", то конечно ты пользуешься вемъ тмъ блаженствомъ, въ которое я врю".
Готтгольдъ сдлалъ движеніе врод того, которое длаютъ, подавая кому нибудь руку. "Помиримся", сказалъ онъ еще разъ.
Птичка, забравшаяся на минуту въ одну изъ оконныхъ отдушинъ, зачирикала такъ громко, что эти милые, веселые звуки, разнеслись по всей церкви.
– - Я буду считать это отвтомъ, сказалъ Готтгольдъ.
Онъ вышелъ изъ церкви такъ же неслышно, какъ и вошелъ,-- и дошелъ но проложенной черезъ кладбище тропинк до большаго желзнаго креста, на которомъ была начертана та же самая надпись: "блаженны умершіе о Господ"; отсюда отдлялась другая тропинка, поуже, ведшая до стны. Въ этой боле древней части кладбища, едва ли что измнилось; онъ помнитъ еще каждую насыпь, каждый крестъ, каждый камень и каждую надпись;-- тутъ-то и было то, чего онъ искалъ,-- могила, съ низенькой, деревянной ршеткой, съ чахлой плакучей ивой, съ криво стоящимъ крестомъ,-- въ такомъ же запущеніи, какъ и всегда, или пожалуй еще въ большемъ,-- могила его матери
Онъ такъ рано потерялъ ее, когда ему было всего четыре, или пять лтъ. Онъ сохранилъ о ней едва одну тнь воспоминанія; онъ никогда не видалъ ея изображенія. Его отецъ упомянулъ объ ней всего одинъ разъ, когда, разсердившись, онъ сказалъ ему: "ты такой же, какъ и твоя мать". Тмъ не мене, и можетъ быть даже именно потому-то его фантазія и занималась такъ много его покойною матерью, которая должна была быть такою, что онъ любилъ бы ее, а она его,-- такъ, какъ онъ любилъ теперь ея обожаемую тнь,-- любилъ до такой степени, что эта тнь приняла наконецъ почти что обликъ. Прелестный, мечтательный обликъ, который явился вдругъ, безъ зова и недоступный зову,-- и изчезъ, когда ему такъ хотлось, чтобы онъ пробылъ съ нимъ подольше.
Онъ сорвалъ съ ивы нсколько листьевъ, но сейчасъ-же высыпалъ ихъ на могилу.
– - Это лишнее между мною и тобою, сказалъ онъ,-- мы понимаемъ другъ друга безъ знаковъ, и пусть это такъ и остается какъ есть, пусть рушится тихо, постепенно, какъ требуетъ этого властитель -- время. И еслибъ даже я воздвигъ тутъ теб великолпный памятникъ, сооруженный руками самого Торвальдсена,-- для кого я длаю все это? Не для тебя -- обращаютъ ли въ Нирван какое бы то ни было вниманіе на эти земныя игрушки!-- Не для меня -- я никогда уже не буду стоять на этомъ мст. А для другихъ, камень былъ бы только камнемъ. Нтъ, такъ лучше, это согласуется и съ мстомъ.