Про Герку и чудных
Шрифт:
И вот один раз пришёл к Алёше в комнату, а там ребята. Спорят, шумят. А её нет, она что-то делает в папа-маминой. Но так хочется, чтобы она была. А не позовёшь ведь. Не крикнешь ведь: «Весна, иди к нам!» Ни за что не крикнешь. Хоть расстреливай тебя на месте — не крикнешь! И тогда Ерошка подошёл к пианино, поднял крышку и стал выбивать две ноты по очереди — «ми» и «ля». Через шум, через спор, через ребячьи голоса он звал её: «Ми-ля! Ми-ля! Миля!» И никто не догадывался об этом. А Ерошка звал и думал: «Поймёт или не поймёт?» И она поняла. Она прибежала в комнату с
Вот если бы у Ерошки был свой баян, он сейчас взял бы его и стал нажимать две ноты по очереди «ми» и «ля». И она прибежала бы и сделала бы вид, что пришла переменить книгу в домовой. А он сделал бы вид, что подбирает на баяне какой-то мотив. И, может быть, они тоже, как тогда, не сказали бы друг другу ни слова. Но ведь это совсем неважно — говоришь или не говоришь слова.
Но у Ерошки нет баяна. Зато есть нога-ножища в километр длиной, и никуда от неё не денешься. Но ничего, пройдёт. И они с папкой обязательно купят баян. И тогда Ерошка будет играть, сколько ему хочется, и будет звать Весну тоже, сколько ему хочется.
Обязательно они с папкой купят баян.
Здравствуйте
Впереди идёт мать — Валерия Константиновна, сзади — Герка. У обоих в руках по две корзины яблок. Завтра тётка Груша с утра будет продавать их на базаре. Яблоки отборные, первый сорт, любо-дорого смотреть. Отец сам укладывал их в корзинку и улыбался. Наверно, в уме уже подсчитывал барыши.
Когда налегке идёшь из старого дома на новую квартиру, то дорога коротенькая-коротенькая. А когда несёшь что-нибудь, то растягивается до ста километров. И зачем яблоки тащить на новую квартиру? Не может тётка Груша со старой идти на базар, что ли? Но Герка вспоминает, что завтра отец будет провожать её. Корзины-то четыре, в двух руках не унести. Тётка утром к ним придёт, и они отправятся.
Наконец-то дошли. Вот и двор. Во дворе ребята.
— Здравствуйте, — говорят они Геркиной матери. И Герка слышит в этом «здравствуйте» — «Проходите скорей. Без пожалуйста. Нам совсем не хочется с вами здороваться».
Мать кивает. Слышит ли она то, что слышит Герка в этом «здравствуйте» или нет? Может быть, и не слышит. А может быть, и слышит, но ей на это наплевать.
Герка тащится за ней молча. Во дворе корзинки кажутся в сто раз тяжелее. Каждая, наверно, по центнеру.
В комнате сразу запахло яблоками. Корзинки поставили под стол и накрыли простынёй.
Мать уходит куда-то в магазин. А Герка приподнимает простыню, выбирает четыре самых больших яблока (по одному из каждой корзины, чтоб незаметно было) и бежит к Ероше.
— На, попробуй. Из нашего сада.
Ерошка берёт себе самое маленькое яблоко, а три откладывает:
— Это папке. Пойдёшь завтра вместо меня, снесёшь.
— Ешь все. Я для дяди Пети ещё принесу.
И Герка приносит ещё четыре яблока (ещё по одному из каждой корзины, чтоб незаметно было). Ерошка хмурится:
— Не надо. Снеси обратно. Этих хватит.
Герман понимает, почему хмурится Ерошка. Ерошка думает: «Родители твои с ума сойдут, когда узнают, сколько ты яблок унёс. Достанется тебе на орехи». Друг хочет оградить его от неприятностей.
— Не понесу обратно. Ешь! Мать сама сказала, чтоб больному соседу отнёс. Значит, дяде Пете. — Герка говорит эту фразу, прямо глядя в зелёные глаза, и верит ей. Ему хочется, чтоб жила эта фраза на свете. Обязательно жила, сказанная матерью. Матерью, а не выдуманная им.
— Ну? Мать сказала? — улыбается Ерошка. — Тогда давай. Скажи ей, то есть… это… Валерии Константиновне скажи спасибо. И от меня, и от папки.
И сам принимается за второе яблоко.
— Ох, и вкусные!
А Герке и хорошо и тревожно. Первый раз в жизни он услышал от товарища «спасибо», которое должен передать матери. И ему хочется слушать его «спасибо». Ему хочется, чтоб ещё благодарили его мать и его отца за что-то хорошее. Ему хочется, чтобы ребята здоровались с ними по-прежнему, так же как здороваются они с другими жильцами.
Он неподвижно смотрит в одну точку, куда-то через балкон, через соседний дом, через улицу… Смотрит, решая для себя что-то большое и нужное. А потом говорит:
— Ты посиди ещё один. Я сейчас, — и быстро, боясь передумать, вылетает из комнаты.
Через минуту он появляется во дворе. В руках полная корзина отборных яблок. Отец сам осторожненько укладывал их, чтоб не побить одно об другое. Дорогой товар! Герка с размаху бухает корзину на деревянный стол и кричит ребятам:
— Во! Видели? Это из нашего сада! Это вам! А ну, налетай!
Ребята нерешительно подходят, но яблоки не берут.
— Чего же вы? У нас их мильён!
Ребята не берут:
— Ну и что же, что мильён?
— Это мне мать сказала: «Снеси ребятам во двор… в общем, товарищам своим».
Ребята молчат. Герка сбивчиво продолжает:
— Только она говорит: «Не говори, что я сказала, а будто сам догадался!» Берите! Мать велела! Не понесу же я назад, что я ненормальный? — Герка заикается от волнения. Он боится, что ребята не возьмут, что корзина так и останется стоять на столе, одинокая, полная яблоками, ненужными здесь никому, потому что это яблоки его родителей.
Но вокруг все уже улыбаются.
— Раз мать велела, тогда давай.
И ребячьи руки тянутся к корзине.
— Ох, и вкусные! Спасибо скажи матери от меня!
— И от меня!
— От всех нас. Слышишь? Мы бы сами сказали, но раз она не велела говорить, что она угощает, а ты будто сам от себя, значит, мы тебя благодарим. А ты её от себя за нас, понял?
— Понял, скажу, — шепчет Герка, — и от себя, и от вас от всех, — а сам убегает в подъезд, потому что в горле у него стал такой же твёрдый, как яблоко, комок.