Про коалу Ушастика, черепаху Сарли и Карроинги-эму
Шрифт:
Из потревоженных вод высовывались иглы морского ежа, а под солнцем в коралловой ванне, точно огромные моллюски, лениво растянулись трепанги. Сарли из любопытства сунулась было к одному, и навстречу ей тотчас метнулся пучок белых липких нитей. Сарли увернулась, а трепанг скоро сам запутался в своей липкой паутине.
Кто-то тронул заднюю ласту Сарли. Она быстро повернулась и оказалась нос к носу с юной черепахой примерно такой же величины, как она сама. Да ведь это же Сэппу, один из её братьев. Она не видела его с самого младенчества. Значит, Сэппу тоже приплыл сюда, на этот далёкий риф.
Сэппу обрадовался встрече и хотел показать
Несколько взрослых черепах удирали во всю прыть, с силой колотя ластами по воде. У Сарли и Сэппу любопытство взяло верх над осторожностью, они подплыли ближе. И напрасно.
Переполох вызвала жадная стая тигровых акул. Острый нюх привёл акул к рифу, где двадцать пять крупных черепах неторопливо, со вкусом насыщались водорослями. Страх словно электрическим током пронзил черепах. Они мигом нырнули в глубину. Но зубастые акулы их настигали. Акулы плохо видят, зато отлично чуют жертву, и, круто сворачивая, стремительно рассекая воду, они гнались за черепахами.
И вот уже предводитель стаи ринулся на черепаху весом фунтов в шестьсот. Черепаха метнулась в сторону, нырнула, увернулась. Но как она ни старалась, где уж ей было состязаться с акулой в быстроте и ловкости! Как молния мелькнули три ряда страшных зубов, вонзились в заднюю ласту и мигом её отхватили. Черепаха в смертной муке нырнула глубже. Но акула, проглотив ласту, устремилась вслед. Она вцепилась зубами в панцирь. Однако панцирь был крепок, и акула только того и добилась, что под нажимом её зубов треснула одна из пластин с самого края. Тогда она вцепилась в другую ласту и откусила и её.
Черепахи ныряли и мчались кто куда.
Теперь бедняга Сарли уже поняла, как глупо было сюда соваться. Громадная хищница кинулась было к ней. Сарли отчаянно заработала ластами. По счастью, её спасло как раз то, что она была ещё так мала: мимо в ужасе метнулась тяжёлая взрослая черепаха, и акула, изогнувшись, устремилась за более крупной дичью.
Сарли поднялась глотнуть свежего воздуха, потом снова нырнула. И сразу же опрокинулась на спину – мимо мелькнула стая перепуганной макрели, которую настигала акула. Одни были целы, у других в боках зияли раны. Некоторые в изнеможении опрокидывались на спину, и акула тотчас заглатывала их. Сарли пришла в себя и кинулась в сторону. Она влетела в пышный куст водорослей, и оказалось, что Сэппу тоже здесь. В этих зарослях они и решили переждать тревогу.
Акулы исчезли так же внезапно, как и появились. Некоторые черепахи были мертвы, другие умирали, кто лишился сразу трёх ласт, кто – хвоста, у кого акулы отхватили полголовы. Вода покраснела от крови. Шесть довольно больших черепах акулы заглотали целиком, вместе с панцирями. Когда Сарли выбралась из леса водорослей, она вдруг ощутила острую боль. Болела одна из передних ласт. От неё отхвачен был небольшой кусочек. Вероятно, акула цапнула её мимоходом, но Сарли в панике ничего не заметила. А теперь ранка разболелась.
Сарли потёрла ласту о водоросль, потом об окаменевшие кораллы, но боль не утихала. Отметина эта теперь останется у неё навсегда.
Шли недели. Сэппу показал Сарли столько всевозможных красот и ей так всё понравилось, что она решила здесь остаться. Среди морских анемонов неподвижно лежали синие и красные морские звёзды. Маленькие безобидные куньи акулы с жёсткой крапчатой шкурой застенчиво прятали головы в узкие расщелины. Жили здесь и моллюски; раскрытые створки огромных раковин были у одних ярко-зелёные, у других коричневые в крапинку, а были и голубые, сверкающие, точно крылья бабочки.
Когда Сарли и Сэппу плыли над рифом, тяжёлые раковины одна за другой пускали высоко в воздух струю воды и захлопывали створки. Одна раковина осталась открытой. Сарли с любопытством уставилась на её пятнисто-зелёный верх, потом заглянула меж створок. И уже хотела было сунуть внутрь ласту, как вдруг – щёлк! – челюсти сердито захлопнулись.
В другой лагуне, поглубже, им попалась навстречу красная скорпена; она плыла медленно, величественно, её широкие плавники были усажены остриями.
Два дремавших на солнце шиповатых ската проснулись и поспешно скрылись в глубине. И тогда на коралловом выступе Сарли увидела уж совсем поразительную тварь – таких она ещё не встречала.
Неведомое существо спало на коралловой скале: глаза у него были точно пуговицы для ботинок, с тонкими чёрными щелями зрачков, два длинных слизистых щупальца присосались к скале дискообразными присосками, а ещё шесть обвились вокруг туловища; точно раздувшееся вялое пузо, оно вздымалось и опадало в лад дыханию чудовища, которому снились какие-то мерзкие сны. То был осьминог. Сарли и Сэппу проплыли мимо. Так же поступили и маленькие пёстрые рыбки.
Сарли нравилось смотреть, как они переливаются шёлком и серебром, когда петляют, устремляются то вверх, то вниз, проносятся мимо, изгибаются, планируют, покачивая хвостом, искусно гребя плавниками, вращая выпученными глазами. Их мерцающие тела сияли и сверкали при малейшем движении хвоста, служащего им рулём. Некоторые, казалось, сами источали свет, точно яркие фонарики – нежно-голубые, красные, жёлтые, серебристые.
По рыхлому дну лагун лихо бегали крабы, обдавая себя мокрым песком.
Каждый день Сарли видела что-то новое и неожиданное, а потом наступал час прилива, воды покрывали острозубый риф, и тогда уже ничто не нарушало бескрайнюю океанскую гладь.
Миновало три года. Многое произошло в жизни Сарли за это время. Давно исчез Сэппу – должно быть, попал в зубы акуле. Не повезло ему. А что до Сарли, то, чем старше она становилась, тем менее опасны были для неё – или ей это только казалось – её многочисленные враги. Она была теперь около двух футов длиной. Роговые пластины на верхнем костном панцире потемнели, и сама кость становилась всё плотней и жёстче. Снизу тело её прикрывал другой широкий щит, и меж этими щитами выступали голова и ласты. Мало кому из обитателей океанских глубин приходила охота нападать на существо, закованное в такие непробиваемые латы.
К этому времени Сарли уже утратила вкус к рыбе и предпочитала теперь нежные побеги водорослей, растущих по кромке всевозможных рифов.
За три года она много странствовала. Иногда заплывала в открытое море, где на много миль вокруг не было ни островка земли, ни единого кораллового выступа. Иногда отправлялась вдоль Большого Барьерного рифа. Иногда наведывалась на свою родную отмель. Иногда плавала по глубоким протокам, за которыми высились другие незнакомые острова; гористые, поросшие лесом, они почти отвесно поднимались над полосой прибрежного песка и коралловыми рифами.