Про тебя
Шрифт:
— Зинаида Николаевна, — продолжает Игорь, — вы прекрасно знаете, там, в экуменическом центре, мне пришлось собрать по десять долларов с каждого, чтобы выкупить в антикварной лавочке соседнего городка пасхальное яйцо, которое вы как бы взяли у Нины Алексеевны… Хозяйка заплатила вам за него тысячу франков, а выставила в витрине за тысячу пятьсот. За эту сумму — тысячу пятьсот и пришлось его выкупать для Нины Алексеевны. Немедленно верните нам наши деньги.
— Не брала никакого яйца.
— Зинаида Николаевна, давайте по–хорошему! Если вы сейчас же не отдадите денег, мне придётся обыскать вас, перетряхнуть всё барахло, ваше и Светланы.
— Ничего не брала. Ничего не знаю. И не троньте Свету. Отстаньте от нас.
В тишине автобуса прорывается сдавленное рыдание. Плачет Светлана.
— Игорь, что бы там ни было, так нельзя, — говорю я шёпотом. — Остановитесь.
Он на миг оборачивается. Меряет меня злобным взглядом. На груди взблескивает золотой крест.
— Позвольте, — раздаётся сзади меня голос отца Василия.
Он успел переодеться в подрясник. Поднимается в автобус, занимает своё место рядом с Акын О'кеичем.
— Зинаида Николаевна! — Игорь угрожающе повышает голос. — Хозяйка магазина, сказала, что яйцо ей продала некая невысокая женщина, иностранка. Украли вы, больше некому.
Плачет Светлана. Теперь уже навзрыд. Мать сдёргивает её за руку с кресла, тащит за собой к выходу.
Куда?! — Игорь толчком в грудь отпихивает её назад. — В самом деле, хотите, чтобы я обыскал вас с головы до ног? Руки марать не хочу.
— Пустите меня отсюда! Не брала никакого яйца.
Она снова пытается прорваться к выходу.
— Что мы делаем?! вдруг слышится из задних рядов голос Кати, Катеньки.
Мне не видно её с моей нижней ступеньки. С самого начала изо всех сил старался сдержаться. Не выдерживаю.
— Отец Василий! Мы — не суд. Не имеем права судить эту женщину. Да ещё в присутствии дочери… Игорь, одумайтесь! У меня осталось несколько десятков долларов, возьмите их, раздайте… — лезу в куртку за бумажником.
В этот момент Зинаида Николаевна бросается вперёд. Игорь отшвыривает её с такой силой, что если б не Светлана, она бы упала в проход.
— Остановитесь! — кричу уже не я, кричит кто-то из меня. — Это же сестра наша… Ну, оступилась. А если яйцо взяла не она? Да если б и взяла… Зинаида Николаевна, дорогая, Светлана, простите Игоря, простите нас!
— Тоже как бы христианин! — Игорь выхватывает из кармана и поднимает вверх пистолет. — Вот с чем этот христианин отправился паломничать.
— Какой ужас! — взвизгивает Нина Алексеевна.
— Друзья, это недоразумение, — стараюсь говорить твёрдо, спокойно. — Я сейчас всё объясню.
— Могли подвести нас, — впервые подаёт голос отец Василий.
— Это все чепуха, — встаёт со своего места Георгий, и я с надеждой смотрю на него. — Сегодня он нарочно не уехал со всеми в Париж, сидел, запершись с настоятелем, с иезуитом!
— Это вы совсем напрасно, — говорит отец Василий. — С католиком. Как будто нет своих духовных наставников…
— Ты всегда был высокомерным, — неожиданно вмешивается Акын О'кеич.
— Он курил в автобусе! — это кричат уже Миша с Леной. — Всех презирает!
— Уехал в Париж, шиковал там целую неделю, — вступает в общий хор Надя, по–хозяйски сидящая в водительском кресле. — Притащил чемодан добра. А мы должны были молиться…
Воспользовавшись тем, что внимание всех переключено на меня, Зинаида Николаевна проскакивает мимо Игоря.
Тот хватает её за шиворот.
— Игорь! — Я пытаюсь подняться на ступеньку выше, освободить несчастную женщину, вижу, как подбегают по проходу Катя и Тонечка. — Игорь, Христом Богом прошу, не превращайтесь в гестаповца! На вас крест.
Он резко двигает локтем, попадает в висок.
Запрокидываюсь, валюсь в ночь, в темноту. Фонтаны грязи из лужи взлетают и падают на лицо. Саднит ушибленную ступенькой ногу.
…Ну вот, ты видишь теперь, чем всё кончилось. Никогда не думал, что могу вызвать к себе такую ненависть. Каждый испытал в жизни что-то подобное.
В розовом небе темнеет прогал. Трепещет далёкая звёздочка.
Чьи-то руки тянутся ко мне, помогают подняться. Это руки Игоря, отца Василия, Кати. Тонечка подаёт чистый платок. Обтираю глаза, лицо.
И вижу отца Бернара.
— Мы хотели вместе молиться, — говорит он. — Пришел за вами. Прихрамывая, иду с ним к церкви. Я в шоке, ещё не очень-то отдаю
себе отчёт в происшедшем. Все как во сне.
— Отец Бернар, что такое соломенный подстаканник, смеющаяся девушка Ясмина, ваше лицо, которое заранее являлось мне?
Тот с недоумением приостанавливается, пожимает плечами.
— Я к этому не имею отношения.
Нас нагоняют, молча обходят со всех сторон люди, идущие из автобуса в церковь.
1994–1995